Щепотка пороха на горсть земли
Шрифт:
— Лошадь побелеги, — голос чжура сбоку прозвучал неожиданно и заставил, вздрогнув, обернуться. Старик шел немного в стороне так легко и тихо, что Дмитрий не заметил бы его даже без стука копыт и шумного дыхания скакунов совсем рядом.
Но опасности он как будто по-прежнему не представлял, поэтому охотник решил поддержать разговор:
— О чем вы?
— Лошадь. Лебенок будет, мальсик. Хороший, сильный, — пояснил он. Несмотря на выраженный акцент, говорил чжур уверенно, легко подбирая слова.
— Рад за нее, — вздохнул Дмитрий, насмешливо глянув на Граната —
Он не стал спрашивать у незнакомца, как тот с одного взгляда определил жеребость кобылы, которая если и наступила, то не раньше, чем пару дней назад, а тем более определил пол и стать будущего жеребенка. Мало ли, вдруг и правда может. Насмотревшись на здешние чудеса, Косоруков стал гораздо осторожнее в использовании утверждения "это невозможно". Ну а если чжур — просто выживший из ума старик и мелет чушь, то спорить с ним тем более глупо.
Так они и дошли сначала до ручья, потом — до заимки. Желтокожий маячил поблизости и больше не заговаривал, до тех пор, пока его не заметила Анна, вынесшая наружу собранные вещи.
— Шаоци? — изумленно уставилась она на чжура, потом опомнилась и поздоровалась по их обычаю — поклонилась, сложив ладони над сердцем. — Как ты здесь оказался?
Дмитрий едва удержался от глупых уточняющих вопросов вроде "вы знакомы?". И даже вскоре вспомнил, что уже слышал это имя — так Анна называла старшего шамана. Так что на чжура он взглянул с новым интересом.
— Будь сдорова, хосяйка, — ответил он тем же жестом и степенно приблизился. — Посмотлеть хотел. Ийнгджи сказал, встлетил вас, интелесно.
— И как? — с легкой настороженностью уточнила Анна, почему-то бросив на Косорукова напряженный взгляд.
— Хорошо, — удовлетворенно кивнул тот.
— Что именно хорошо? Вы вообще о чем? — полюбопытствовал Дмитрий, который успел за это время привязать лошадей и принялся чистить Зорьку.
— Все хорошо, — улыбнулся шаман, ни на что толком не ответив. И по его непроницаемому лицу было очевидно, что дальнейшие расспросы бесполезны.
Эти двое явно понимали друг друга с полуслова, а вот Косоруков — не особенно. Было ощущение, что все это напрямую касается его, потому что чжур был отнюдь не первым, кто по неведомой причине называл его "хозяином", что в свете именования Анны "хозяйкой" наталкивало на определенные мысли.
Подобное воодушевление местных вроде бы должно было злить — ведь выходило, что за него все решили и как будто лишили выбора, не интересуясь его мнением. Но вместо раздражения оно вызывало озадаченность, потому что Дмитрий не понимал его причин. Да, Анна последние несколько дней разъезжает с ним вместе, но все равно странно, что на этом основании их буквально поженили.
А сердило другое: ему предлагали кота в мешке. Госпожа градоначальница ясно дала понять, что ответы на свои вопросы он получит только в том случае, если согласится остаться, и такой ультиматум вызывал недовольство.
— Шаоци, раз уж ты пришел, может, скажешь что-нибудь про знаткоя, который тут бывал? — оживленно обратилась к шаману Анна, и Дмитрий про себя согласился: это была куда более
Глава 12. Старый шаман
Помочь шаман согласился легко, хотя в дом так и не зашел. Походил вокруг, взмахивая руками и рисуя какие-то знаки на стенах заимки — то просто пальцем, невидимые, то углем, то какой-то красной крошкой — все это нашлось в небольших мешочках на поясе под накидкой, незамеченном прежде Косоруковым. Процедура эта заняла с четверть часа, Анна наблюдала за происходящим с серьезным интересом, и охотнику оставалось только молча, про себя посмеиваться и ждать окончания спектакля.
Для разговора шаман тоже не пошел в дом. Сел прямо на траву под старым толстым деревом немного в стороне от заимки, но так, чтобы ее видеть. Анну его согласие на разговор воодушевило еще больше, она примерилась было сесть рядом с ним, но Дмитрий не позволил — придержал за локоть и, бросив "Погоди, я за стулом схожу", ушел в заимку. Ни девушка, ни старик ничего не сказали, но внимательный взгляд последнего, сверливший спину между лопатками, охотник ощущал до последнего.
— Снаткой нехороший, — заговорил шаман, когда слушатели уселись перед ним на принесенных стульях. Помолчал. — Унэнги фаянга глясный, рваный от связи с хуту. Хуту в Тулэрги станет сильный и злой…
— А можно перевести? — вздохнул Дмитрий, который из всего сказанного понял только Тулэрги, и то потому, что раньше слышал это слово от Анны.
Шаоци в ответ улыбнулся, а девушка ответила:
— Да, извини. По чжурским верованиям, как у мира три части, так три части у человеческой души. Унэнги фаянга — это основа, она есть у всего живого, и именно она перерождается в будущем. Чарги фаянга появляется при перерождении, это разум и стремления, она слаба у животных, сильна у людей, а у растений вовсе отсутствует. И ойлорги фаянга, которая некоторое время может оставаться в нашем мире после смерти. Она тоже за многое отвечает, но самое главное — за одаренность. Именно она определяет, волшебник человек, колдун или не одарен силой. Шаоци говорит, что внутренняя душа знаткоя осквернена из-за того, что он делал с мертвецами, и не сможет воплотиться человеком, а станет злым духом, хуту.
— Станет, — подтвердил ее слова шаман, слушавший перевод вполне благосклонно. — Чарги фаянга — мутный, слабый, слой. Устал, болен.
— Погодите, а откуда вы все это знаете? — не удержался Дмитрий. — Вы же его не видели?
— Следы везде, — Шаоци повел рукой, охватив жестом всю заимку. — Много. Вэчэку волнуются, сторонятся, чувствуют.
— Вэчэку — это земные духи, подвластные шаманам, — пояснила Анна, не дожидаясь вопроса.
— А этих вэчэку нельзя просто по следу отправить, раз они подвластные и все видят? — насмешливо уточнил Косоруков. Он изначально-то с большим сомнением относился к авторитету и неким особым способностям шамана, но сейчас сдержаться уже не сумел.