Щит земли русской
Шрифт:
– Со мной пойдешь?
Бажан думал недолго.
– Закупу убегать от господина закон не велит. Если ты, Могута, убежишь и тебя потом словят – сделают полным холопом. А полный холоп, сам знаешь, у господина в одном ряду со скотом.
– Холопства мне и так не миновать, друже Бажан. Сколько корма взяли под купу, разве отработать у Сигурда? От варяжича нас только смерть избавит. Нам бы теперь детей хоть раз накормить досыта…
– Твоя правда. А я… Моя участь и теперь уже разве лучше той, что ждет тебя? Идем.
Таясь, обогнули терем. Через
– Здесь зерно, – чуть слышно проговорил Бажан и ладонью похлопал по добротным сосновым бревнам, добавил не столь уверенно – Думается мне, что здесь, иначе зачем же волостелину стеречь так?
Могута подошел к низкому срубу на камнях, снял наружный запор, открыл сколоченную из досок дверь. Ожидал, что в ноздри ударит душистый запах хорошо просушенного зерна. Рука потянулась набрать горсть, кинуть в рот и жевать, жевать зерна до полной сытости.
И тут за спиной громко хлопнула наружная дверь терема, ударил в темноту ночи заполошный крик:
– Тати! Спускай псов! Живо! Бей татя до смерти!
– Доможирич Гордей! – с испугом прошептал Бажан, присел на корточки, словно намеревался нырнуть под клеть и там найти спасение, но под клеть и кошка едва пролезет. Могута кинул быстрый взгляд к частоколу – не успеть, слишком высок, да и далеко, псы прежде в спину вцепятся. «Схватят у чужой клети – побьют до смерти», – мелькнуло в голове. И он решился на отчаянный шаг.
– Живо влезай! – Могута почти силой втолкнул Бажана в узкую дверь, прихватил наружный запор – дубовый засов и сам впрыгнул в клеть. Только захлопнул дверь, как о доски ударились тяжелые лапы разъяренных псов. Их неистовый лай заглушил крики людей, звон оружия, топот ног. Но скоро гомон утих, псов оттащили в сторону, и послышался резкий голос доможирича Гордея:
– Кто в клети? Выходи!
– Могу-у-та, – простонал Бажан, сотрясаясь до мелкого зубовного стука, – поги-ибель нам пришла. Пощады просить надо, может, не лишат живота… Русичи ведь.
Могута не видел во тьме лица товарища, но мог представить, как он страшится умереть, оставив детей сиротами.
– Случится до суда дожить – вся вина на мне, – отозвался чуть слышно Могута. – Скажу, что силой принудил тебя показать дорогу к клети с зерном. На том и ты стой.
– А псы как? Кто их увел со двора?
– Кто псов запер, ты не знаешь, спал. Ночью вышел по нужде, а псов на месте нет. Стал обходить подворье, а я уж тут.
– Выходи, тать! – снова закричал Гордей. – Не выйдешь, повелю холопам копьями прибить! Своей волей выходи, тогда жить
– Я выйду, – прошептал Бажан и сделал шаг к двери. Могута остерег друга:
– Повремени. Теперь ночь ведь. Убьют, и закон будет на их стороне. А на свету закон не велит без суда убивать даже у чужой клети. Здесь же отобьемся вдвоем, коли холопы в дверь полезут.
– Не выйду – скажут, что и я тать.
Могута не имел права удерживать товарища: всякий человек сам распоряжается своей участью, выслушав совет другого. Он приоткрыл дверь, выпустил Бажана. Едва тот спрыгнул с высокого порога на землю, как набежали услужливые стражники, взяли его в кулаки, свалили под ноги.
– Подлый холоп! Как посмел ты поднять руку на добро господина твоего? Убейте татя! – закричал Гордей.
Могута в ужасе содрогнулся, когда услышал предсмертный вопль Бажана, потом хлесткий удар – и все стихло у клети, только ветер по-прежнему шумел над высокими куполами ближних теремов и церкви.
– Погляди, нет ли там еще кого? – распорядился доможирич. Кто-то осторожно просунул голову во тьму клети. Могута надежно скрывался за полуоткрытой дверью.
– Никого не видать, – поспешил заверить робкий стражник.
– Что застрял на пороге? – прикрикнул Гордей. – Боишься, что мыши нос отгрызут? Ну-ка, лезь дальше!
Стражник встал коленом на порог, просунулся в клеть. Тускло блеснул в дверном проеме обнаженный меч. В тот же миг Могута ударил по руке запором, выбил меч и толчком кулака опрокинул стражника за порог. Падая, стражник успел отчаянно вскрикнуть.
«Вот так. Теперь и я при оружии, до утра меня не возьмут Сигурдовы псы двуногие», – порадовался временной удаче Могута, сжимая тесную для его ладони рукоять меча.
– Тать! Там еще один тать! – выкрикивал на земле побитый страж.
– Вижу теперь, – равнодушно, даже с усмешкой в голосе отозвался доможирич Гордей. – Назовись, кто в клети!
«Как же, я назовусь, а ты за Агафьей пошлешь среди ночи своих людей, ее пытать прикажешь, чтобы я вышел», – подумал Могута. Он плотно прикрыл дверь и подпер ее запорным бруском.
– Этот умнее холопа Бажана, – послышался снаружи чей-то глухой голос. – До солнца не выйдет.
– Пошлите за посадником Самсоном и за воеводой, – распорядился доможирич. – Да княжьего ябедьника покличьте. Теперь за ними главное слово, как с татем поступить.
В дверь постучали тупым концом копья.
– Слышь, тать! Назови себя и выходи, – не унимался Гордей. – Не выйдешь – велю огонь развести под клетью. Сгоришь, заживо в угли превратишься, как язычник поганый!
«Не разведешь», – мысленно ответил Могута. Он отошел от порога, на ощупь, выставив руки перед собой, обошел всю клеть – зерна здесь не было и в помине: пахло старым воском, выделанными кожами, на полках в связках лежали меховые шкуры белок, куниц и длинные шкуры волков, приготовленные на продажу, да оставленные по причине печенежской осады.