Щуки в море
Шрифт:
— Рановато, — сразу поняла Алина. — Сколько ей, девять? Нет, не сможет пока. Но я буду незаметно хранить её.
— А с Натой что? — Кристина вспомнила, что же так обеспокоило её. — Грустная какая-то, никогда её такой не видела.
— Вот насчёт Наты я и хотела сказать. Побудь с ней! Мы очень близкие подруги, но сейчас я помочь не могу. Сейчас ей нужна именно ты.
* * *
— Наталь, ты что, хочешь напиться? — ужаснулась Кристина, увидев, что Лесная Сестра открывает бутылку вина. — Вроде никогда же не пила?
— Почему? Вино пью иногда, — безжизненно отозвалась Ната. — Но да, чтобы сама с собой да
— Наташа… — Кристина приобняла подругу.
— Умерла Наташа… — всхлипнула Лесная Сестра. — Обе Наташи умерли! Я Ната, и только так. Ты фамилию мою знаешь?
— Смутно. Стрельникова вроде?
— Почти. Стрелковы мы… У нас на Орловщине городов немного, — со слезами на глазах вспоминала Ната. — Сам Орёл, понятно, а вокруг в основном сёла, и некоторые очень большие, вот я в таком и жила. Райцентр даже, да только всё равно дярёвня оказалась! Жили-были, значит, две девочки, сами виноваты! В том виноваты, что просто жили и дружили, любили принарядиться, замуж хотели, детей и всё такое… Наташа Белкина и Наташа Стрелкова, нас так все и звали — Белка и Стрелка.
— Я помню, ты тогда чуть не заплакала, — Кристине навсегда врезалась в память первая встреча с Лесной Сестрой и слёзы на её глазах, когда она услышала имя будущей ученицы. — Так вот, значит, почему…
— Ну да, — фея пригубила свой бокал. — Мы не умницы были, как Алина — просто сельские девчонки. О высшем образовании не думали даже, тем более что девяностые годы — какой тут институт, поближе к земле надо, она прокормит! Я, правда, врачом стать думала, но химия не давалась, даже в аттестате тройка. На фельдшера вот выучилась, Белка техникум окончила, двадцать лет нам, первая большая любовь… И вдруг приходит ко мне Белка — тихо-тихо, ночью в окно постучала. ВИЧ, говорит, нашли у неё! — Ната уже не могла сдерживаться и некрасиво расплакалась. — Да, можно в принципе жить, только осторожно и без… ну ты понимаешь. Только медсвекровь эта, которая анализ брала, всем «по секрету» раззвонила, с-сука селюковская!
— Наталь!.. — ахнула Кристина, совершенно не ожидавшая от Лесной Сестры настолько грубых выражений.
— Ну извини. Кумушка, — подруга через силу улыбнулась. — Главное, сами же и заразили! Белка, в отличие от меня, вообще ещё девственницей была, ну и не ширялась, конечно. В общем, она сама-то ещё не знает, а от неё уже все шарахаются! И не покупают ничего, понятное дело. Она тогда на рынке стояла, другой работы не было, — пояснила Ната. — Даже побили один раз, гады! Прикасаться, видите ли, боятся, а бить не боятся! Вот с тех пор не люблю этот «простой народ» — слишком легко он в травлю сваливается, слаб на страх. А кумушек вообще… — она сжала кулаки.
— Юля, ты рассказывала, тоже с «кумушками» воевала? — Кристина, пытаясь немного вытащить Лесную Сестру из омута чёрной памяти, вспомнила «саранскую резню бензопилой» трёхлетней давности.
— Я подробностей не знаю, у Алины спроси, если только она об этом говорить захочет, — Ната вновь отпила из бокала и продолжила вспоминать. — Ну и предлагаю, значит, Белке — давай в Орёл рванём или даже в Москву, в селе тебе точно житья не дадут. А она так смотрит скорбно: «Стрелка, да мне всё равно не жить! Семьи не будет, детей не будет, от всех скрываться, да и больна неизлечимо… Нет, раз не судьба мне быть женщиной и жить, то стану воином и умру!» Вычислила,
— А ты-то где была? — ошеломлённая Кристина даже не могла предположить, что фея, радости у которой всегда с запасом хватало на них двоих, тоже прошла в своей жизни через большую трагедию.
— А я в больнице была, — Лесная Сестра уже не могла плакать — она просто сидела с совершенно мёртвым видом. — Наутро и отвезли после того разговора. Я же с парнем одним крутила, ну и чувствовала уже — что-то не то со мной. Ладно, думаю, замуж выйду, рожу, «всё как у людей» типа, а оказалось — внематочная! Распахали всю, трубу маточную удалили, а вторая у меня недоразвитая, это врождённое. Лежу рыдаю, что тоже порченая, никто замуж не возьмёт, да я и сама тогда детей хотела очень…
— Ты и сейчас их хочешь, — Кристина прижала к себе поникшую подругу. — Белочку так любишь… Будет у тебя девочка, совсем скоро! — она произнесла это с непонятно откуда взявшейся уверенностью.
— Дашина, что ли? Ну может быть… Только выхожу из больницы, мне говорят — Белка с собой покончила! И про гранату рассказывают. Я быстрее к ней домой, ну как «быстрее»? — Ната грустно улыбнулась. — Как могла после операции, так и шла. А у них все стёкла камнями выбиты, и мама её меня к груди прижимает и говорит: «Наташенька, доченька моя, уезжай! Злые здесь люди, а ты добрая!» И пачку денег даёт. Не смогла я не взять, она так просила! Несколько дней как в тумане, даже плакать не могу, а вокруг действительно все злые, знают же, что я с Белкой дружила. Даже мама с папой ополчились: «Не смей к Наташиным родителям ходить, а то нас тоже затравят!» Ну, вышла я из дома по-тихому, даже еды не взяла — и поехала! До Орла еду — не могу плакать, вокруг-то всё те же злые люди, до Тулы села на электричку — не могу, а как на Москву пересела — прорвало. Сижу тихо так плачу — одна я теперь! Подруга ушла, детей не будет, с родными порвала, и еду в полную неизвестность… А потом чувствую — отгорело всё. Умерла Стрелка, прямо в электричке и умерла! На Курском вокзале уже Ната вышла… — фея, выговорившись, окончательно успокоилась, и только её глаза оставались печальными.
— Вот, значит, как, — вздохнула посмурневшая Кристина. — Теперь понятно, почему ты сама фельдшер, а медсестёр недолюбливаешь.
— Да. Парушкину твою, например, Алина живой оставила и не более того, а не жалко мне! Понимаю, не по-человечески это, совесть мучает, но вот нет у меня сострадания — и всё.
— А сама Алина что? Тоже какая-то трагедия в жизни была?
— Не любит она о себе рассказывать, — поморщилась Ната. — Но не просто же так имя с фамилией поменяла? Я даже не знаю, как её звали в детстве, мы с ней только пять лет назад познакомились. Я первое время в Москве так одна и была, ни с кем не сближалась, пока у Регины Аскольдовны комнату не сняла. Теперь вот и Регины Аскольдовны нет…
— Есть служение, — вошла Алина, в своей обычной мрачноватости. — Есть мы с Кристиной. И «человечий детёныш» скоро будет, — Ледяная Дева усмехнулась. — С предчувствиями Воды, как известно, стоит считаться!
[1] М. Булгаков, «Мастер и Маргарита».
[2] 1 Ин. 2:11.
[3] Ин. 9:3.
[4] «Слушаю!» (армянск.)
[5] Тжвжик — армянское блюдо из печени и других субпродуктов.
[6] «Благодеяния, оказанные недостойному, считаю злодеяниями» (лат.)