Сделай мне больно
Шрифт:
– Видеть эту рожу не могу. Пить тоже.
– Что ж, ты - стрелок вольный. А мне придется. Хорошо хоть средство самозащиты есть... У кого что, а у меня желудок на этой работе полетел. А ведь в армии так гвозди мог переварить.
– Комиссаров выдавил в стакан французский "жель", размешал древком красного флажка и выпил.
– Очки мне надевать? Фонарь, по-моему, прошел.
– А венгры предусмотрены?
– Наверно, будут.
– Лучше в очках. И это... рот у тебя белый.
Комиссаров вымыл губы и надел зеркальные
– Так и быть, уклонист. Оставайся. Чем собираешься заняться?
Александр фыркнул.
– Онанизмом.
– Что лучше, кстати, чем искать на жопу приключений. К тому же, за кордоном. Если без изысков, конечно. В умывальник по-солдатски.
– Спасибо, патер.
– А кроме шуток?
– Я откуда знаю? Схожу орган посмотрю.
– Ты не католик, случаем?
– Нет, не католик. Но двенадцать тысяч труб!..
– А потом?
– Может, в кино. Напротив.
– На "Клюта"? Он же по-венгерски.
– Субтитры по-венгерски. Он по-английски.
– А ты что, понимаешь?
– Да как-нибудь. Не нервничай. ЦРУ здесь нет. Домов терпимости тоже.
– Ну, за тебя я в этом смысле не волнуюсь.
– Отчего же?
– А характеристику читал, - отшутился Комиссаров.
– Морально устойчив, политически выдержан.
– А здесь не все такие?
– Ох, Андерс, Андерс... Ключ внизу оставь.
Он вышел.
Александр поднялся. Расщелкнул бритву и выдул в раковину чужую щетину. Подумал и обтер одеколоном сетку.
Лицо его в зеркале не отражало ничего.
Перед выходом он вынул из сумки свой парижский плащ. С Москвы не надевал - со дня отъезда. Из непробиваемого ветром габардина на шелковой подкладке и с мужественными погончиками.
– Just a moment, sir!
– задержал его дежурный с бакенбардами а ля Кошут. Он вынул из-под стойки книгу в изношенной газетной обертке.
– I was asked to pass it over to mister Anders?.
Александр пролистал - ни записки, ничего.
– Something else, may be?
– I'm afraid it's all. Very sorry ?.
Привратник открыл ему дверь. "Мерседес" за колоннами отсвечивал газовым заревом.
Он поднял воротник плаща и повернул направо.
* * *
Собор ему не открылся.
Все двенадцать тысяч труб молчали за дверью, запертой, возможно, по причине светского праздника.
Рядом было нечто вроде амфитеатра. Современного - для представлений на открытом воздухе. Он взошел по ступеням на самый верх и опустился на камень. Сидел и смотрел на пустую арену и собор. Единственный был зритель.
Он вынул свою книжку. Сорвал газетный супер, скомкал и отбросил. Это был сборник рассказов. На серенькой обложке условный урбанистический пейзаж и алые слова названия.
Крестиком в оглавлении она отметила текст под названием "Жизнь хороша еще и тем, что можно путешествовать".
Наверное, произвел впечатление.
На тему о паломничестве был рассказ. Один вполне
Представляя все это под взглядом светло-синих глаз, Александр перечитал свой текст.
Под последней фразой был телефонный номер.
Он был написан на нижнем поле страницы мелко, легкими касаниями. Как будто с целью остаться незамеченным. Карандашом - чтобы, заметив, можно было бы стереть без ущерба для белизны.
Во всей книге больше ничего. Ногти следов не оставили, запах выветрился, дыхание испарилось.
Только этот номер.
* * *
Мощеные улицы старого сердца города были пустынны. Из знакомого кафе он позвонил в Будапешт. После паузы замешательства мужской голос лет пятидесяти, но уверенный и полный спермы перешел на английский:
– I'm afraid Ibi is out until next week. Who is ringing, please?
– Oh - just a friend.
– Would you like to leave a message, or can I ask her to ring you back?
– No, it's all right. ГП call her back?.
Голос задал еще один вопрос - без уверенности:
– Is it you, Timothy?
– Certainly not?, - обиделся Александр и положил трубку. Официантка подмигнула ему, как своему:
– Love story??
Сотню на чай при этом не взяла. Удержав свою привычную двадцатку, вернула сдачу.
* * *
Он купил билет в кино. Сеанс начался полчаса назад, до следующего было много времени. Убивая его, как и всю свою жизнь, он сидел в сквере на центральной площади с названием Szechenyi. Вытянув скрещенные ноги, сжав в шелковой изнанке карманов кулаки и погрузившись под торчащий воротник.
Сквозь оперившиеся ветви сиял фасад отеля "Tisza".
За импозантным балконом номера Иби света не было.
Он услышал женщину. Каблучки, коленями отталкиваемый шелест плаща, а под ним оглушительный шорох натянутого нейлона, перетираемого ляжками. Она дошла до его скамьи. Остановилась. Села с краю.
– Excuse me... Have you got a cigarette??
Он взглянул над воротником. Это была Мамаева, которая поразилась:
– Ты?
– Я.
– Не узнать! Подумала - француз. Вышел на поиск ночных приключений?
– Просто гуляю. А ты?
– А я не просто. Можно у тебя стрельнуть?
Он вынул руку из кармана, сунул под плащ, под полу пиджака и вынул мягкую пачку американских. Вытряхнул и поднес - белым фильтром вперед. Обслужил огнем. Накрашена Мамаева была эффектней, чем обычно.