Сделай мне больно
Шрифт:
Но этих слов уже никто не знал, и гимн - вполне актуальный, если переосмыслить - в одиночку сошел на нет:
Помним грохот металла
И друзей боевых имена.
Кровью праведной алой
Наша дружба навек скреплена...
"Веселые ребята" сначала курили, затягиваясь из рукавов, а потом уже в открытую, заодно притрагиваясь сигаретами к разноцветным шарикам над "звездочками". Шарики громко лопались к восторженному негодованию носительниц, которые тут же из остатков надували пузыри и
Они вышли все к той же Тисе, через которую за полстраны отсюда неделю назад въезжали в Венгрию. Лишившись смысла государственной границы, река если и взволновала, то только как приток полноводного, еще предстоящего им Дуная. Повернувшись к реке спиной, группа свернула бумажные флажки обеих стран, а Геннадий Иваныч сомкнул свой инструмент и взвалил за спину.
Обратно шли по тротуару.
Ветер на мостовой подхватывал облатки из-под чуингама, перекатывал по мостовой бумажные цветы, перемещал окурки и завязанные нитками разноцветные резиновые пупки так и не родившегося праздника.
* * *
За время отсутствия у колоннады отеля припарковался "Мерседес-бенц".
Сквозь серость дня между прозрачных его глаз засверкала хромом рыцарская решетка радиатора. С парой припаянных подков она была увенчана знаменитым символом - тремя мечеобразными лучами, распирающими ребристый полый круг.
– Правительственный, что ли?
– спросил Шибаев.
– Частник, - ответил Хаустов.
Мужская часть группы обступила, а затем и облепила черный лимузин, как в разбитом зеркале, фрагментарно отражаясь лакированными поверхностями и металлическими деталями. Стекла были затененными.
– Вот это я понимаю!
– сказал Шибаев.
– У Леонида Ильича такой же. Ильич, он это дело уважает... Хорош, хорош. У мэра белокаменной есть тоже, но тот поменьше будет да и цветом подгулял.
– Ну, Брежневу, допустим, подарили, - сказал Хаустов.
– А этот где достал?
– Надыбал где-то. Даром, что ли, Промыслов.
– "Образцовый коммунистический город". А мэр - на "Мерседесе"...
– Ну, а чего? Красиво жить не запретишь, - проявил Шибаев пермиссивность.
– Нет, до чего ж хорош! А нагрузился-то чего? Купец, наверное?
В заднее стекло изнутри упирался рулон ковра, а сиденье было до потолка забито какими-то картонками. Под этой тяжестью машина оседала, имея над бампером опознавательный знак "D".
– Да, коммивояжер...
– Фриц, что ли?
– Западный, - уточнил Хаустов.
– Комиссаров! Разъясни своим гаврикам на тему "У советских собственная гордость". А то вон уже стекла захватали.
Комиссаров вмешался в оргию низкопоклонничества:
– Давайте, ребята, кончайте. Дети, что ли?
Прижимаясь щеками к правому переднему стеклу, ребята восторгались:
– Ну, Бундес! Двести
– Не колеса, бля... Ракета!
– Как раз с ракетами, ребята, - сказал им Комиссаров, - перевес на вашей стороне.
Солист выплюнул жевательную резинку:
– Без демагогии нельзя?
Нахваливая технику противника, "Веселые ребята" поднялись в отель. Привратник уже первым протягивал руку ударнику.
Хаустов заметил:
– Смотри-ка, голову поднимают. Уже и в джинсы влезли, как один. Подраспустил ты группу, Комиссаров.
– Тлетворное влияние.
– Противодействуй.
– Что я могy? Один в поле не воин...
Под радужным светом люстры и в окружении "звездочек" в фойе сидел замотанный в длинный шарф небритый усач - расстегнутое черное пальто и тощая авиасумка "MALEV" на коленях. Усач поднялся начальству навстречу и сказал по-русски:
– С праздничком, товарищи! Ваш гид и переводчик отныне до конца. Шибаев растерялся:
– Как это переводчик? У нас уже есть!
– Теперь я за нее.
– А она где?
– В Будапешт отозвали.
– Кто посмел?
Переводчик развел руками.
– Не могу знать. Наверно, муж.
– Муж-обьелся-груш... А разве она замужем?
– Понятия не имею. Она не из "Ибуса". По другой линии. Практикантка что-то в этом роде.
– Ты, значит, профессионал?
– Скромность, конечно, украшает, - улыбнулся переводчик.
– Но эта моя жизнь - Дорога Номер Пять.
– Что за дорога?
– А вы не знаете? Е-5! Трасса Запад-Восток. Которая от Британских островов через Европу до самого Стамбула.
– Ишь, какой важный, - продолжал нарываться Шибаев.
– Конечно, я обслуживаю только наш отрезок. Но в бюро они меня так и называют - Человек-дороги-номер-пять.
– Ладно, Человек... Ты-то, надеюсь, не замужем?
Сверкнув глазами гневно, переводчик рассмеялся шутке начальника поезда Дружбы. После чего добавил:
– А для друзей я просто Золтан.
* * *
Праздновать начальство убывало на озеро Балатон - по приглашению советского посольства в Будапеште. На прощальный прием в шибаевскую "сюиту" пригласили всех, помимо дауна и "звездочек" до шестнадцати.
– Воздержусь, - сказал с кровати Александр. Заложив руки под голову, он изучал эротов.
– Уклоняешься?
– Комиссаров выключил бритву.
– К тебе что, Хаустов приставал?
– Да вроде нет.
– Кризис у него на сексуальном фронте. Сам же видишь: на грани прободения человек. К тому же и без дела застоялся. Можно понять. А в этого быка я бы и сам охотно... чем их там в Испании кончают? Бандерильями?
– Шпагой.
– Приходится считаться, тем не менее. Фигура. Имеет выход, говорят, на Самого.