Сделай ставку - и беги, Москва бьет с носка

Данилюк Семён псевдонимом

– Ты на себя посмотри. Хоть и силен за власти прятаться, а Хачимовск потерял.

– Хачимовск я у тебя все равно назад отберу!

– Может, отберешь. Если раньше сам не разоришься. Алюминий-то у тебя теперь - йок! Западные контракты горят. Потому и приполз.

Балахнин оскорбленно поджал губы, - от окоротов отвык. Но и возразить было нечего.

– Давай без пустословия, - предложил Листопад.
– Ты ведь первым на меня напал. Так что говори, - с чем прибыл?

– Ты мне немедленно возвращаешь мой глиноземный! - Ну-ну?
– Листопад выжидательно пригнулся.

– Потом я

тебе твой, - неохотно закончил Балахнин.

Иван неприкрыто засмеялся.

– Ладно, Хачимовск я тебе так и быть верну!
– объявил он.

Балахнин обнадеженно вскинул голову.

– Верну, верну. Мне, в отличие от тебя, чужого не надо, - успокоил его Иван.
– Но только после того, как ты первым. Первым! отступишься от "минералки" и всю налоговую свору с моих предприятий назад на псарню отзовешь. Уж извиняйте, дядьку. Знаю, с кем дело имею.

– Это всё?
– процедил Балахнин.

– Если не считать мелочей, - в зрачках Листопада вспыхнуло злое веселье.
– Я ведь с твоим заводишкой в расход вошел, понимашь! Так что, - миллион двести тысяч отступного, думаю, без избытку будет. Как полагаешь?

– Полагаю, что зарвался ты, Листопад!
– терпение Балахнина иссякло.
– Силой меряться вздумал! Гляди, как бы не надорваться.

Он без затей чиркнул ногтем по шее.

– Юрий Павлович, шоб от Вас такое, - Иван с притворной обескураженностью почмокал губами.
– Вы ж как будто под интеллигента косите.

– Угу, - Балахнин грузно поднялся.
– Так вот, как интеллигент интеллигента предупреждаю. Не отступишься без всяких условий, - буду мочить. Считай это в качестве первого предупреждения. Оно же последнее. Неделя сроку.

– И тебе алаверды - неделю, - любезно отреагировал Листопад.
– Остынешь, звони.

На выходе Балахнин брезгливо оттолкнул вошедшего с подносом Маргелыча.

– Ох, и мутный, - поежился Маргелыч.- Ему, говорят, что кабана завалить, что человека. Слыхали, какая за ним кликуха закрепилась? Юра - киллер. Может, отскочить, пока не поздно? Заметил побелевшие губы президента. - Да не, мне-то? Как скажете, так и сделаем. Опасаясь нового избиения, Маргелыч быстренько вышел.

Брови Листопада сошлись к переносице:

– Ничо! Пусть побесится. Никуда теперь из капкана не денется!

Ошибся в своих расчетах Листопад. Среди новых русских - что чиновников, что бизнесменов, - можно слыть мошенником, разводилой, кидалой и при этом оставаться уважаемым человеком. Но прослыть простофилей, - страшнее быть не могло.

История о том, что из-под всесильной "Конверсии" влёгкую вытащили целый завод, широко распространилась.

Даже в Кремле, куда Балахнин бросился за подмогой, старые, проверенные дружки при встрече спешили спрятать лукавые смешинки в глазах, - в нем стали видеть лоха. На безупречную дотоле репутацию Юрия Павловича Балахнина легла мрачная тень позора. И ни замиряться с Листопадом, ни тем более прощать обиду он отныне не собирался.

Только образцово-показательная порка зарвавшегося наглеца могла восстановить подорванный авторитет Юрия Павловича. Материальные потери и упущенная выгода отныне в расчет не принимались. Утрата имиджа выходила дороже.

Балахнин

решился идти до конца, - добился опечатывания "Возняковских минеральных удобрений".

В ответ Листопад ударил поддых - полностью перекрыл поставки из Хачимовска на Балахнинский металлургический комбинат.

Началась тяжелая окопная война, в которой каждая из сторон ежечасно несла невосполнимые потери.

* "Илис" изнемогал в неравной борьбе. Всю мощь купленного государственного аппарата бросил на него остервеневший Балахнин. Под разными предлогами один за другим арестовывались счета. Только за последнюю неделю за недоимки налоговая инспекция парализовала работу сразу двух ключевых овощеводческих хозяйств. По промышленным предприятиям сновала санэпидемслужба, безжалостно опечатывая один цех за другим. Поступавшее из-за границы оборудование арестовывалось на таможенных терминалах. Против директоров возбуждались уголовные дела.

По Листопадовскому холдингу лупили разом из орудий всех калибров. Листопад пытался найти защиту в правительстве, - при обнищании населения и сохраняющейся угрозе повального голода беззастенчиво разрушалась единственная рентабельная сельскохозяйственная структура. Но, как и следовало ожидать, сочувствия не встретил, - в спецраспределителях с продуктами всё всегда в порядке.

И даже публичная поддержка, выраженная Верховным Советом, не помогла. Более того, оказалась очень не вовремя.

К осени девяносто третьего года изъеденное паразитами государственное древо запаршивело совершенно. Исполнительная и законодательная ветви переплелись в смертельном противостоянии, - слабый обречен отсохнуть. И любой вопрос в органах власти решался по причастности "наш-не наш".

Примкнувший к мятежному парламенту Листопад однозначно стал для президентского окружения чужим.

Антон с Иваном уныло анализировали понесенные за последний месяц убытки, грозившие окончательно парализовать работу и без того подорванного холдинга. - Месяц. Максимум - два, - Антон сокрушенно отодвинул документы.
– Больше взять неоткуда. И так все резервы подтянули.

– Придется резать, - протянул Иван.

– Что-о?!

Листопад хмыкнул:

– Когда стадо кормить нечем, часть режут. В нашем случае - будем распродавать активы. Начнем с самого нерентабельного. Шоб других поддерживать.Балахнин тоже немалые убытки несет. Тут кто кого перетерпит. - Но ведь это ж - крах всех планов! Распродадим, потом не соберем.

Иван угрюмо кивнул, соглашаясь. За эти месяцы беспрерывной, изнурительной борьбы он совершенно осунулся. И даже привычная победительная ухмылка стала выглядеть оскалом загнанного, отчаявшегося зверя.

И все-таки сдаваться он не собирался.

Киллерское стрельбище

В сентябре забеременевшая Анжела по настоянию Листопада сделала аборт. По возвращении из больницы чувствовала себя скверно, капризничала. Не решившись оставить ее в таком состоянии одну, Иван остался ночевать на Кутузовском.