Сделай ставку - и беги, Москва бьет с носка
Шрифт:
– И только?!
– поразился Листопад, отчего-то уязвленный.
– Ну, ты прямо Шура Балаганов.
Маргелов оскорбленно насупился.
– Но почему?!
– взревел Иван. - Только одно - почему?! Я ж тебя из ничего поднял. Шесть лет за собой тащу. Сколько раз из разборок вызволял? От сифилисов лечил. Квартира. Машина. По пять тыщ баксов в месяц отстегиваю. Я единственный на этом шаре, кому ты вообще нужен! К кому ты в беде прислониться мог! Па-че-му?! На чем тебя купили? В глаза мне!
Маргелов с усилием вскинул глаза, и Листопад едва не отшатнулся, - в них была ненависть. - На чем, на чем? Да ни на чем!
– выдавил Маргелов.
– Тоже благодетель нашелся, - пять тыщонок жалких он мне с барского плеча кинул.
Опешивший Иван хихикнул.
– Так это моя лопата!
– напомнил он.
– Я ее сделал. Ты ж копейки прибыли не принес. Одни убытки. Кто ты без меня?! - Холуй, - ответил за Маргелова Антон. Маргелов посерел:
– Во-во, и подголоски туда же. Только и знаете, что унижать. Я-то для Вас в лепешку расшибался. Всё сносил. И по морде даже. Думал, хоть на должность заступлю, уважения прибавится. Как же! Опять всё то же. При женщинах - пердуном и засранцем. "Маргелыч у нас талант. Человек- оркестр!
– пытаясь изобразить Листопада, протянул он.
– Жопой рулады выводит. Ну-ка, подай звук!" Вытянулся в наигранном раже: "Слушаюсь, Иван Андреевич! Рулада номер один - озорная". То-то гоготу! А у человека, может, несварение желудка? Может, мне это при женщинах позорно? Хотя какой я для Вас человек? Так, ошметок. Глаза ёрничающего среди глубокого молчания Маргелыча воткнулись в таинственный столик в углу. Опамятов, он посерел.
– Заберите меня, Иван Андреевич, - слабо попросил он.
– Я ведь всё подписал. Пожалуйста! Мне же больно. Потом - обошлось же.
Иван отвернулся. Маргелова увели.
– Надо бы их показания на видео записать, - предложил Антон.
– Для суда.
Услышав про суд, Феликс перевел недоуменный взгляд на Листопада.
– Антон, ты подожди в коридоре. Я следом, - заторможено попросил Иван. Он всё не мог отойти от услышанного.
Бандит и бизнесмен остались вдвоем.
– А ты, гляжу, и впрямь думал, что тебя за твои деньги любить должны, - посочувствовал Феликс.
– Человек подл. Кому обязан, того и ненавидит. Говори, чего делать?
– На видео записать действительно надо.
– Дальше. В сущности мы его выпотрошили.
Раздраженный взгляд Ивана уткнулся в желтые зрачки страшного помощника:
– Прилип, как банный лист, - шо делать, шо делать. А шо в войну с перебежчиками делали?! - Как скажете, Ваше благородие, - Феликс с насмешливой покорностью поклонился.
* В машине на заднем сидении Иван молча забился в угол.
Антон не досаждал ему. Потрясенный случившимся, он опустошенно глядел на дорогу. "Мерседес", сопровождаемый джипом охраны, отгонял с крайней полосы одну легковушку за другой. Поспешно уступили дорогу "шестой" "Жигуль", старенький "Фольксваген", "девятка", неохотно подал вправо опель. Неуступчивый массивный форд "Скорпио" и вовсе пришлось поджать, - Москва начала стремительно наполняться подержанными иномарками. У светофоров процветал невиданный прежде бизнес. На остановившиеся машины, будто флибустьеры на торговые суда, налетали подростки. Не давая водителям опомниться, с ходу обрызгивали лобовые стекла пеной и принимались энергично размазывать грязь. Водители вздыхали, чертыхались, но чаще платили. Что делать? Каждый приспосабливается к рыночной экономике как может, - всё лучше, чем попрошайничать. (За этим, кстати, тоже не заржавело, - через год-два расцвел нищенский бизнес. И те же перекрестки оккупировали инвалиды - афганцы и малолетние попрошайки).
– Вот так-то. А ты говоришь - Осинцев, – в никуда выдавил вдруг Листопад.
"Посеявший ветер, пожнет бурю", - хотелось съязвить Антону, но, поглядев
– Что думаешь теперь делать?
– Встречусь с Балахниным. Полагаю, с такой-то компрой заставлю отступиться. А дальше...Тайка с Андрюшкой сейчас в Испании отдыхают. Там и останутся. А то мало ли что?
– Мне вчера дозвонился Тарабан, - припомнил Антон.
– На мясокомбинате какие-то люди с доверенностью от тебя появились. Ходят, осматривают цеха, склады. Тарабан говорит, ведут себя хозяевами. Ты что, Иван, в самом деле решил всё распродать?
Не ответив, Листопад раздраженно отвернулся к окну.
* Стремясь предотвратить новое покушение, Листопад немедленно довел до сведения службы безопасности "Конверсии", что пойманы киллер и наводчик, готовые дать публичные признательные показания.
Балахнин тотчас выразил сожаление, что два старых друга столь далеко зашли в своих пустяковых в сущности разногласиях. Примирительную встречу назначили на двадцать третье сентября.
Президентская "стрелка"
Увы! Другие, куда более крутые "разборки" разрушили листопадовские надежды. Президент забил "стрелку" парламенту.
Двадцать первого сентября был оглашен ельцинский указ - Верховный Совет распустить. На декабрь назначить референдум по проекту Конституции и выборы в новый, двухпалатный парламент.
На беспредел кремлевской братвы парламент ответил встречной предъявой - Ельцина от должности отстранить. Обязанности президента возложить на вице-президента Руцкого. Заседание Верховного Совета не прерывать.
В тот же день Листопад подписал приказ о возложении обязанностей президента "Илиса" на Антона Негрустуева и, словно доброволец при объявлении войны, отправился в Верховный Совет. Попытки Антона, Анжелы, дядьки, Петра Ивановича, уговорить его не вмешиваться в чужую драчку Иван отмел разом:
– Драка моя. Попробуешь отсидеться в сторонке - никто не простит. А так, победим - всех прогну. Проиграем - тот же Балахнин сожрет с потрохами.
Вскоре здание на Краснопресненской набережной блокировали, и связь с Листопадом прервалась.
* Беда, как известно, не приходит одна. Антон, вернувшись вечером домой, вместо Лики обнаружил записку: "Сняла квартиру для себя и Гули. За вещами заеду через два-три дня." О прямом разрыве сказано не было, но меж слов всё легко угадывалось.
Собственно совсем неожиданным для Антона решение Лики не стало. Что-то подобное назревало. Поначалу, когда Лика переехала к нему, оба бездумно наслаждались обществом друг друга. Она порхала по квартире, с удовольствием обустраивая новое гнездо. После ужина садилась за рояль и играла для него. Жизнь Антона наполнилась нежностью и негой. Но затем в Лике всё более стала проступать неудовлетворенность двойственным положением, в каком она оказалась.
Так бывает всегда. Пылкость имеет свойство угасать. И чем любовная страсть ярче, тем скорее она гаснет, если не подпитывается иным, не столь горючим материалом. Лика страдала, чувствуя себя матерью, бросившей собственное дитя. Сначала безмолвно, затем - всё более нетерпеливо она ожидала, когда Антон предложит навсегда забрать Гулю к ним.
Антон против Гули ничего не имел. Больше того, за это время он сдружился с норовистой девочкой. Когда Лика была занята, зачастую гулял с ней, помогал делать уроки. Иногда Гуля оставалась у них ночевать. И на утро Антон отвозил ее в школу. Они во что-то играли, что-то обсуждали. Раскованная с ним, Гуля зачастую делилась тайнами, которые скрывала от родителей. В частности, о первых школьных влюбленностях. И Антон, как умел, пытался вникать в ее переживания.