Сделай ставку - и беги, Москва бьет с носка

Данилюк Семён псевдонимом

– Это была ошибка, и я не могу без тебя жить, - в восторге подтвердил Антон.

– Но прошло-то три года. И мы стали другие. - Я опоздал?
– он встревоженно встрепенулся. - Не знаю. В карих Ликиных глазах зашустрили прежние лукавые чертики: - Вспомнила вдруг, как ты меня на спор по деревне нёс - мимо бабок.

– Так я и сейчас могу!
– Антон подхватил ее на руки.

Оба затихли.

– Так и будешь держать?
– Лика сделала слабое движение освободиться.

– Так и буду.

– Тогда хоть держи с пользой, - неси к дому.

Тяжело дыша, он добрался

до подъезда, облегченно пригнулся, собираясь спустить на асфальт свою очаровательную, но все-таки не воздушную ношу.

– Как? И это всё?
– неприятно удивилась ноша.
– А кто на четвертый этаж понесет?

– Так там родители. Услышат.

– Родители на даче, - скорее выдохнула, чем выговорила она.

* Счастливо изможденные, они лежали на софе, которую так и не успели покрыть постельным бельем, - оно валялось рядом, неразобранное, на полу.

Антон раскинулся на спине. Лика склонилась над ним, отчего округлая грудь ее болезненно сдавилась, и пальчиками нежно водила по влажному лицу. Облизнула палец. Он оказался соленым.

– Ты что, плачешь?
– поразилась она.

– Странный получился день, - стесняясь, Антон спрятал лицо на ее коленях, с трудом выравнял сбившееся дыхание.
– За один вечер я потерял лучшего друга и нашел тебя.

– Как потерял?
– не поняла она.

Но Антон лишь махнул рукой: - Не хочу об этом. Главное, что ты со мной.

Он почувствовал заминку, встревожился. Шутливо взметнулся над подушкой:

– Только не вздумай врать, что ты меня больше не любишь!

– Почему? Люблю, наверное, раз ты здесь. Но... Мы повзрослели. У каждого появились свои планы. Понимаешь, Антошка, - она придвинулась, - мои планы года два как определились. Говорят, надо следовать призванию. Еду поступать в консерваторию.

– Как это? Когда?
– Антон опешил.

– Через месяц вступительные. Антон почувствовал, как восторг внутри сменяется тяжелым, саднящим предчувствием. Лика порывисто обхватила его:

– Господи! И зачем ты появился так не вовремя! Все было размеренно, выстроено. Даже жених в Москве образовался. А вот встретила опять тебя и - что? Всё на излом?

Она встряхнула смолью волос, отбрасывая печальные мысли. - И кто у нас жених?
– Антон подобрался.

– О! Куча достоинств. Москвич с отдельной квартирой, офицер, слушатель Академии. Влюблен, само собой.

– Тогда это просто счастливый лотерейный билет. - Родители тоже так считают. Так что жених как раз очень даже ничего. Вот невеста ему дура попалась, - почувствовав, что Антон вот-вот сорвется, Лика прижалась к нему.
– Как говорит мамочка, не умеет ценить того, что в руки идет. Бог с ним! Давай не будем сегодня о грустном, - она через силу засмеялась.- В конце концов, что наше, то наше. Между прочим, я была на прослушивании в Гнессинке у знаменитого профессора. Он говорит, что у меня налицо все данные стать классной скрипачкой. Очень точные движения. Смотри, невежда!

Лика вскочила на колени. Все еще стесняясь, обернулась наспех атласной простынью и, будто дирижер палочкой, взмахнула

кистью руки, которую Антон перехватил и прижал к губам.

– Что значит "классной"? Великой!
– возликовал он.
– Ты обязательно станешь именно великой скрипачкой. А я буду приезжать к тебе в Москву, сидеть на твоих концертах и - посылать флюиды. Да что там? Я тебя сам натаскаю для вступительных! - Ты?!
– она хихикнула.

– А то! Не хватало еще какому-то профессоришке передоверить. Да чего откладывать? Прямо сейчас и начнем репетировать.

Он вскочил, подбежал к столу, на котором в раскрытом футляре лежала скрипка.

– Осторожно!
– вскрикнула Лика.

– Не боись. Хоть и свинья свиньей, но порядок знаем, - Антон с подчеркнутой аккуратностью извлек скрипку, двумя пальцами - смычок, и все это с поклоном поднес юной скрипачке.

– Вздумаешь хихикать, прибью, - предупредила она, пристраивая скрипку на плече.

– Ни боже мой!
– заверил восхищенный Антон, неотрывно глядя, как тронутый скрипкой атлас медленно сполз с плеча, обнажив примятую грудь. Он подобрался ближе и, не в силах удержаться, втянул губами сосок, тут же набухший во рту.

Скрипка издала короткий стон.

– Не отвлекайся, - потребовал строгий педагог.
– У нас на репетиции всего месяц.

* На другой день, когда Антон позвонил Лике, трубку подняла ее мать. Нарочито строгим голосом она сообщила, что дочь срочно уехала в Москву - готовиться к вступительным экзаменам. Никакой информации ни для кого не оставила и вообще просила домогательствами не беспокоить.

По краю пропасти

Вика проснулась от электрического света, что лазером буравил веки, и от какого-то поскрипывающего звука. Неохотно приоткрыла глаза. И от изумления пробудилась. За столом при свете настольной лампы, неловко прикрытой наволочкой, в наброшенном, бахромящемся от старости халате вполоборота сидел Иван Листопад и увлеченно, не отрываясь, писал, - скрипучим своим, доставшимся от отца пером.

Не веря себе Вика скосилась на прикраватную тумбочку, - будильник показывал шесть сорок утра. Между тем только в полвторого ночи они добрались до Перцова, и еще с час пьянющий Листопад "чертил" по аспирантскому этажу, требуя объявить всеобщую побудку, - дабы представить невесту. Лишь под предлогом запрятанной бутылки коньяка ей удалось затащить его в комнату и кое-как уложить. И то пообещав, что ляжет следом. Через десять минут он уже спал, оглашая комнату тяжелым храпом упившегося человека.

И вот спустя всего четыре часа опойка не было в помине, а за столом сидел сосредоточенный, углубленный в свои мысли ученый. Вика тихонько поднялась с кровати, заглянула через плечо. Под левой рукой Ивана лежала перевернутая исписанная стопочка листов, - следовательно, поднялся он не менее часа назад.

– Энбиэй - это просто фантастика, - пробормотала она.

Иван обернулся с видом человека, возвращаюшегося от сладкого забытия к новому блаженству. Был он совершенно, неправдоподобно свеж.