Сделай ставку - и беги, Москва бьет с носка
Шрифт:
Иван наконец обратил внимание на его ровный, насмешливый голос. Так Антон обычно разговаривал с людьми, чем-то ему неприятными. С самим Иваном подобного тона он прежде никогда не позволял. Листопад внимательней всмотрелся.
– Ты чего собственно с тряпкой на башке перед дорогим гостем валяешься? - он потянулся сорвать шарф, но Антон поспешным движением прижал его к глазам.
– Не трожь, - потребовал он.
– Лучше скажи, сейчас день или ночь? В смысле, - стемнело?
– Че-го?! Дуракуешь, что ли?
– Считай, что так. Не вижу я.
– Так сними тряпку. Погоди, шо
– Значит "вообще ничего". Домой пришел, видел. Лег спать. Потом проснулся. С тех пор не вижу.
Иван недоверчиво приблизился, помахал лапой перед лицом. Достал спички, зажег одну и медленно принялся подносить к глазам.
Антон втянул в себя воздух.
– Бесполезно. Пробовал, - прежним, словно стертым голосом произнес он.
Листопад облизнул губы: - Так шо ж ты тут разлегся? В больницу надо срочно! Может, минута дорога. Я выскочу, машину стопорну. И матери позвоню.
– Матушка в санатории. И вообще не гони пыль. Это, похоже, куриная слепота. У меня лет в двенадцать как-то было такое после истории с милицией. Тогда и к врачам водили. Говорят, от стрессов бывает. А я как раз вроде как стрессанулся. Вообще-то само должно пройти. Надо только выждать и...кой-какие процедуры. Ты меня к матушке в квартиру можешь довести? Там таблетки есть, мази.
Антон сел на кровати и рукой принялся шарить по спинке стула в поисках одежды.
– Отведу, конечно, - Иван поспешил подать рубаху.
– И сколько ж ты так лежишь?
Антон пожал плечами.
– Сбился, - коротко ответил он.
– Но хоть бы... на улицу выбрался! Люди все-таки какие-никакие. Мне бы позвонили.
– Стоит ли больших людей из-за всякой ерунды беспокоить? Да еще когда они в несчастье!
– с той же насмешкой отреагировал Антон.
Иван озадаченно потряс головой.
* Дождь кончился. Машин на пустынной улице не было вовсе. Иван медленно шагал, обходя лужи, а Антон с шарфом на глазах шел чуть сзади, положив руку ему на плечо.
Они шли к набережной Лазури через заброшенные деревянные дворы, - жильцов отселили, а начало строительства многоэтажного дома затягивалось.
Разговор странно не клеился. На все вопросы Антон отвечал односложно, словно через силу.
Иван поначалу списал непонятную недоброжелательность дружка на пережитое потрясение. Но потом его кольнула нехорошая догадка, и он в свою очередь замолчал, все чаще вполоборота вглядываясь в угрюмого слепца.
Так в молчании они прошли мимо полуразрушенной церкви, на куполе которой покачивались на ветру молодые березки, и по скользкой тропинке через запущенный сад поднялись на набережную, перешли через пустую дорогу. Антон нащупал металлический парапет, отпустил плечо повоадыря. Теперь цель была близка. Впереди, метрах в трехстах, к набережной примыкал деревянный мост через Лазурь, а сразу за ним в ближайшей многоэтажке находилась квартира Негрустуевых. Держась за парапет, а затем перила моста можно было добраться едва ли не до самого подъезда. - Иван, - прежним бесцветным голосом произнес Антон. - Ты давно в комитет стучишь?
Листопад
– Значит, шорох тогда не показался, - сообразил он.
– Так получилось. Искал, чтоб проститься...Что скажешь?
Иван промолчал.
– А разговоры, что мы вели, - тоже в контору сливал?
– Та пошел ты!
– голос Листопада булькнул.
– Пойду, не сомневайся. Спасибо, что проводил. Дальше как-нибудь доберусь. Только хочу на прощание сказать. Я ведь, Иван Андреевич, себя по тебе мерил. В записной книжке твоя фамилия первой стояла. Так вот, можешь считать, - вычеркнул. Перебирая руками перила, слепой двинулся к мосту.
– Еще кому рассказал?
– выдавил Иван.
Антон засмеялся - злым, уничижающим смехом.
– Пока никому. Но это дело времени. Предупрежу, конечно, чтоб другие не вляпались, - он приостановился.
– Представляю, что с тобой станется, когда все узнают, что бесстрашный Листопад - обычный комитетовский стукачок. Оттого, впрочем, и бесстрашный.
Даже не смыв с лица злорадную усмешку, Антон деревянной походкой двинулся дальше.
Посеревший Иван остался стоять. Он и так знал, что человек, о котором пройдет такой слух, обречен жить в атмосфере плохо скрываемой гадливости. Разве что Вика не отступится. Хотя, пожалуй, и она. Она ведь любит его такого, всесокрушающего. Надо бы все-таки остановить, попробовать объясниться.
Он поднял голову и - обомлел.
Навалившийся на парапет Антон продвигался вперед, рассчитывая уткнуться в перила моста.
Но он ни во что не уткнется. Очевидно, днем шли какие-то дорожные работы, и впереди парапет вместе с частью тротуара оказался разобран. Раздолбаи побросали все как есть и ушли, даже не огородив, - должно быть, торопились к закрытию винного. И вместо моста слепого ждал десятиметровый обрыв, под которым навален острый речной булыжник, едва покрываемый вялой волной заболоченной, умирающей речушки.
Оставалось десятка полтора метров. И Антон Негрустуев неуклонно, шаг за шагом, уменьшал это расстояние.
Не меняя темпа, словно заведенный, двигался он навстречу неизбежному.
Человек, узнавший страшную Иванову тайну, сам шел в пропасть. Единственный из друзей, к которому он нешуточно привязался. Но и единственный, кроме разве Осинцева, кто мог бы разом порушить Иванову жизнь. Последние пять метров, и проблема вместе с ним рухнет в пропасть.
– Сто-ой, падла!
– Иван в несколько прыжков догнал Антона, ухватил за рукав, рванул на себя.
– Тут изгиб!
– тяжело дыша, объяснился Листопад и, ухватив покрепче, повлек по мостовой.
– Не выдрючивайся. Доведу до "базы", а там - делай шо хошь!
– Как скажете. В полном молчании они прошли оставшийся путь, зашли в квартиру.
Антон нашарил банкетку, опустился, безучастно уставясь в пространство.
– Хочу сказать на прощание, - надрывно произнес Иван.
– То правда, я действительно дал подписку, когда меня с валютой на кармане взяли! Не мог не дать. Иначе бы сел! Но никогда и никого не вложил. Кроме одной твари, - глаз его при воспоминании о Звездине злорадно закосил. - Но этого я бы без всякой подписки сдал. Можешь спросить у опера.