Сделай ставку - и беги, Москва бьет с носка
Шрифт:
– Пойду встречу, - Иван поднялся.
– А то ведь свалится ненароком.
Перепуганная Верочка, понявшая, кто приехал, хотела шмыгнуть на половину тети Паши, но - не успела. В подвальчик в сопровождении Листопада вошла Александра Яковлевна Негрустуева.
Прищурилась с темноты. Шаркнула взглядом по сжавшейся Верочке. Задержалась озадаченная:
– Ты кто?
Верочка хотела ответить, но язык от волнения распух. Она сглотнула.
– Оставь ее в покое, мать, - потребовал Антон.
– Человек зашел по делу. - Да, да, по делу. И уже опаздываю. Так что до свиданья, - пролопотала Верочка, поспешно выпархивая на лестницу. - Надо же как вкус испортился. Прежде я у тебя таких плохушек не видела, - ревниво констатировала Александра Яковлевна, тем же громким своим победительным
Шаги на лестнице на секунду замерли, а потом застучали дробно, - Верочка расслышала.
– Была ты, матушка, бестактной, такой и осталась. Да еще вещаешь, как Иерихонская труба, - пробубнил Антон, обидевшийся не за Верочку, - с этим случайным романом пора было заканчивать, - а за свой недооцененный вкус.
Не обращая внимания на задиристый тон сына, Александра Яковлевна провела пальцем по табуретке, подставленной Иваном. Кивком приказала перенести ее к окошку, откуда в подвальчик стекала тусклая полоска света, с достоинством уселась. Разглядела меж рамами закопченную иконку, что воткнула тетя Паша. Поморщилась: - Не надоело еще голоштанничать-то? Бардак развел, не приведи Господи! Бога, и того загадил, - Александра Яковлевна брезгливо принюхалась.
– Чем у тебя пахнет-то?
– Нормально пахнет. Не тяни, говори, с чем пришла.
– А то сам не знаешь! Ты что ж это, мил-друг, мать позоришь? Я такого перед тобой не заслужила, чтоб сына-диссидента заиметь. Показали мне тут твои опусы...
– Неужто прочла?
– Представь себе.
– И что-нибудь поняла? Я к тому: ты ж на самом деле Маркса отродясь не читывала.
– У-у! Всё так же мать за дуру держишь. Я главное поняла, - зарвался ты. А всё это ваше стремление выпендриться. Привыкли друг перед другом: у кого портки шире, у кого девка, как это? Клевей. Так?!
– она почему-то осуждающе глянула на Ивана.
– Теперь вон куда вынесло. Как же, вершины достиг, - весь город о нем говорит. Я Брехову так и сказала: от дури это. Без отца растила. Пороть некому было. А то уже нашлись злопыхатели, - мол, сын Негрустуевой - антисоветчик. Так и норовят, на чем бы сковырнуть.
Александра Яковлевна вновь приподнялась и пересела, чтоб лучше видеть сына. В последнее время она страдала остеохондрозом, и поворачивать шею ей было затруднительно. Поэтому, в случае необходимости, разворачивалась разом - всем статным корпусом. - Тебе б полечиться, - посочувствовал Антон.
– Мазей каких-нибудь повтирать.
– Так некому втирать! Мало того, что опозорил публично, - из дома в халупу сбежал... Вот скажи, за что?
Властное лицо ее по-бабьи перекосилось.
– За что?! Ты ведь один у меня, - она вновь поднялась и пересела - почему-то лицом к Листопаду.
– И - рази в чем отказывала? Даже раньше, когда трудно было. Уж как старалась, чтоб не хуже, чем у людей. Десять лишних станков взяла. А тоже ведь не старая была, - голос Александры Яковлевны дрогнул.
– И с родителями дружков общалась через силу. Это сейчас все норовят задружиться. А тогда они меня, ткачиху, презирали. Напрямую намекали, чтоб тебя, беспородного, от детишек ихних чистых убрала. А я вид делала, что не понимаю. Чтоб сыночек, значит, не среди шпаны рос. Антон молчал потерянно, - как бывало всегда в те редкие минуты, когда из-под костюма деловой женщины в матери вдруг пробивалась прежняя, плакавшая от безысходности на кухонке баба. Он неловко протянул руку, намереваясь, как в детстве, ласково погладить ее по плечу. Но Александра Яковлевна сердито прокашлялась. - Ладно, к матери ты не пришел по глупой гордости. Так вот я сама пришла, чтоб помочь. Ты мне только прямо ответь, ведь не антисоветчик ты в самом деле! А?
– она требовательно глянула на Ивана.
– Не враги вы, правда, ребята? Ведь нашей выучки.
– Да кто ж Вас завел-то так, Александра Яковлевна? Даже в голове не держите, - пробасил Иван.
– Я вообще весь из себя насквозь потомственный марксист. А Антон - он просто с изгибами, сами знаете, - правдоискатель!
– Так, Антон?
– потребовала подтверждения Александра Яковлевна. Вид сына, смущенно-упертый, ей все больше не нравился.
– Ведь так?!
Антон собрался с духом, чтоб поддакнуть. Но что-то в тоне матери его подтолкнуло:
– Знаешь, матушка, когда я всё это писал, то очень надеялся, что меня быстренько образумят.
– Что значит нечем? Ты все-таки без этого своего больного самомнения...Это ученая кафедра. Тут не чета нам, самоучкам, люди. Их на то и держат, чтоб базис под надстройку уметь подвести.
– Больше того скажу!
– выкрикнул Антон с внезаным озарением. Это было его свойство - приходить к истине в споре. Когда слышал возражения, пусть самые беспорядочные, тем самым "цементировался" в собственной позиции. Она освобождалась от наносного мусора, и то, что никак не мог постигнуть наедине с собой, внезапно делалось ясным и очевидным. Он набрал воздуху. - Во всей этой истории Маркс, да и Ленин вообще ни причем.
– Шо я Вам говорил?
– Листопад облегченно откинулся.
– Наш человек.
– Если так, и на том слава Богу, - неуверенно успокоилась Александра Яковлевна.
– Не в Марксе дело, - подтвердил Антон. Он поднял палец.
– А вот построенная у нас система никакого отношения к марксовым мечтаниям не имеет. И об этом-то говорить предосудительно. За то меня и высекли.
– Да ты!
– Александра Яковлевна вскочила, забыв про больную шею, крутнула головой, лишний раз убеждаясь, что, кроме них троих, никого нет.
– Эва тебя куда! На систему замахиваться. Умный-умный, и - такой вдруг дурак! Не то ему, видишь ли, построили! Соображай, во что не веришь. Да мы жесточайшую в истории войну выиграли! Мы своими телами человечество от фашизма защитили... - А надо ли было?
– монголоидные Антоновы глаза сузились раздумчиво.
– Какая этому человечеству разница, что один палачуга другого такого же сожрал.
Александра Яковлевна пошла пятнами, да и Листопад нешуточно оторопел.
– Твой дед на этой страшной войне погиб!
– Александра Яковлевна надсадно задышала.
– Оба дядьки родных. Не верю!
– она отчего-то беспомощно оглядела закопченую иконку в углу.
– Чтоб мой сын нас с фашистами на одну доску! - Да не передергивай! Никогда я коммунистов с фашистами не равнял!
– огрызнулся Антон. Вдруг - осекся, удивившись неожиданной мысли. Поднял виноватые глаза: - Знаешь, мать, вообще-то я об этом пока как-то не думал. Тут поразмышлять бы надо. Александра Яковлевна поднялась. Ее качнуло. Листопад вскочил поддержать. Но оправившаяся Александра Яковлевна предупреждающе подняла руку и, не взглянув на сына, шагнула к выходу.
У двери обернулась:
– Я так полагаю, что выгнали тебя правильно. И езжай-ка ты, пожалуй, голубчик, куда-нибудь от греха подальше, пока и вовсе...
Она вышла. Антону хотелось броситься вслед за матерью. Но не бросился. Он примирительно приобнял набычившегося товарища. - Не сердись, Ванюша! Но не могу я против себя. Я вообще полагаю, что рядом с человеком по жизни шагают мечта и цель. И если задаться целью реализовать мечту, то вместе они складываются в судьбу. Наверное, моя судьба в другом. Так что пусть идет как идет. Давай возьмем Вику и поедем в мотель. Отметим окончание моей студенческой эпопеи! Иван смолчал. Чувства его раздвоились. К огорчению, что не удалось переубедить упрямого товарища, примешивалось гадливенькое удовлетворение от того, что теперь ему не придется подставляться, рискуя собственной карьерой.
Гонки с препятствиями
Друзья разделились. Антон отправился за Викторией, Иван поехал на такси занимать места, - даже по будням в мотеле "Тверь" был аншлаг. В вестибюле, перед табличкой "Мест нет", плескалась возбужденная толпа человек в двадцать, пытающаяся просочиться за заветную ресторанную дверь. Но квелые эти попытки разбивались о знаменитого дядю Сашу - сухонького старичка-швейцара в кителе с потухшими галунами и вечном берете, прикрывающем зябнущую лысину. Клиентов дядя Саша пропускал поштучно и исключительно на договорной основе. При этом своими цепкими глазками с яичного цвета белками дядя Саша безошибочно определял среди собравшихся нежелательных для заведения гостей: бузотеров и проверяющих, - и бежалостно их отсекал. Как говаривала метрдотель Нинка Митягина, когда на воротах дядя Саша, я за мордобой и за недолив спокойна.