Сделка Политова
Шрифт:
– Да, да, это печально, – заключил Жигин, а потом снисходительно, даже фамильярно заговорил. – Буду с вами откровенным: вот приди вы ко мне вот так, скажем с улицы или же от какого другого человека, я бы конечно указал вам на дверь. Даже можете не сомневаться.
Он криво улыбнулся.
– Но так как вы пришли от Андрея Ланца, который является крупной фигурой, без которой нам бы пришлось весьма тяжело, я, конечно, вас приму на службу.
Политову стало противно.
– А вообще, Иван Александрович, мне бы в будущем, конечно, хотелось бы видеть в вас больше рвения, если так можно выразиться, – Жигин опёрся на стол и мечтательно заговорил. –
Политов понимал, но, кажется не совсем так, как хотелось бы Жигину.
– Сегодня никто ничего никому просто так не даёт. Никто никому, – повторил он. – И если не будет старания, то и результата никакого ждать не приходится. Вот взгляните на меня: с виду обычный человек, ростом не вышел, хе-хе, лысоват, хе-хе, а кто я? А я, знаете ли, уважаемый человек. А почему? А потому, что я всего добился старанием и трудами, которые я жду от каждого своего сотрудника. От каждого! И мне бы хотелось, чтобы каждый сотрудник, работающий под моим началом, понимал, что это – как серьёзная ответственность, так и высокое доверие, которое я ему оказываю, а в моем лице и всё государство. Да, вот, дорогой Иван Александрович.
Политов смотрел на чиновника своим странным взглядом и начинал испытывать глубокую неприязнь к этому рыжему чванливому субъекту. Жигин же, словно напротив, глядел с каким-то любопытством или даже с вызовом.
– Так сколько вы говорите, проработали в департаменте? – осведомился Жигин.
– Я не говорил. Несколько лет, – холодно ответил Политов.
– А рекомендации вы сможете взять у тамошнего руководства?
Но ответить на этот вопрос Политову не пришлось, ибо раздался телефонный звонок и Жигин взял трубку. До Политова стали доноситься отрывки разговора.
– Да, Жигин. Нет. Нет, Виктор Аркадиевич. Нет, нет. А что он говорит? И в чём же разница? Я, например, не вижу никакой разницы. Тогда пусть за всё это и отвечает. Нет, я даже смотреть не стану. Потому что тогда это не моё дело! Так я ещё в глаза не видел, я только прибыл. Хорошо. Ознакомлюсь, перезвоню.
Жигин положил трубку.
– Да, вот, Иван Александрович, такие дела, – задумчиво произнёс он. Очевидно, он уже забыл о своем вопросе, и Политов стал ему не интересен, и даже обременителен.
– Так, хорошо, – встрепенулся он. – Сегодня у нас вторник? Значит в пятницу… Нет, постойте, лучше завтра вы приносите все необходимые документы. У Марины есть список, она вам его передаст. И оформляйтесь. Для начала будете отвечать только за почту. Людей у нас мало, а работы много. По ходу вы втянитесь, и будете ловить всё на лету.
Жигин поднялся, а за ним и Политов, который остался совершенно не довольным ни таким знакомством с надутым будущим своим патроном, ни таким странным собеседованием.
– Сейчас я передам вас Марине, – быстро заговорил Жигин, первым выходя в приёмную. – Марина, закажи на завтра Ивану Александровичу пропуск.
Девушка в это время выходила из своего кабинета и несла поднос, на котором стояли две чашки горячего кофе.
– Нет, кофе уже не надо, – озабоченно посмотрев на поднос, часто замахал рукой Жигин. – Сегодня проводи Ивана Александровича, отметь пропуск, а завтра твоя задача его оформить и ввести в курс дела.
С этими словами Жигин развернулся, и скрылся за дверьми своего кабинета.
– Быстро
– По-видимому, да, – ответил Политов, почувствовав себя раздражённым.
В это время Инесса Карловна оторвала свой взгляд от монитора, снова зорко исследовала новичка, и ничего не сказав, отвернулась обратно.
Глава 3. Золотое перо
Ничто не меняет человека так странно и быстро, как государственный чин ему вдруг присвоенный, и люди рядом, таким же чином, по несчастью, уже обладающие. Казалось бы, вчера это был обыкновенный ещё, и быть может даже полезный член общества, – гражданин, обыватель. Ещё лучше – врач, учитель, инженер. А ещё лучше, – неравнодушный индивид, обеспокоенный до глубины души всеми вопросами и заботами, которые только может поставить перед ним огромный окружающий его мир. И вот такому пылкому и высокому в помыслах человеку уже сегодня, скажем в среду, присваивают классный чин. Да вот. И пускай поначалу это чин самый простой, – мелкий среди прочих, и младший среди мелких, но он – чин. Затем вокруг этого чина возникают другие чины. Некоторые из них повыше, другие – пониже. Которые повыше, их всегда больше. Зато те, которые пониже, намного терпимее и из-за них иногда даже проглядывают, как блекнущие в сумерках тени, люди, когда-то характеризуемые теми самыми полезными членами общества, врачами, учителями и инженерами. И вот тогда начинается новая жизнь. Она не становится лучше, нет, но и хуже навряд ли. Зато она навсегда поделит на две части ту ось времени, по которой движется каждый человек, начиная от своего рождения и заканчивая смертью.
Но чиновник беден. Да! Чиновник очень беден. Чиновник невероятно беден и несчастен, наверное, наравне с представителями тех слоёв общества, как правило, именуемых повсюду низшими. У чиновника, у настоящего чиновника – ничего нет. У него нет денег, нет статуса и определенной профессии. У большинства из них нет и не может быть увлечений, вкусов, пристрастий. Чиновники, в общей своей массе, – это некая живая, мощная, монолитная, но безликая серая организация, вступая в которую человек начисто лишает себя всего личного, жертвую собой во благо общества, приобретая взамен лишь одно – чин.
Однако чин – это не всегда только легкомысленность и фантазия. За ним всегда стоят инструкции, должность, власть, обязанности, ответственность. Есть, правда, ещё и кое-какой профит, но всё это настолько мелко, настолько незначительно, что и упоминать совестно. Да и не в этом смысл. Не это главное. Главным остается всё равно лишь одно – чин. Не будь его, не нужны бы были эти инструкции, должности, власть, обязанности, ответственность. И профит никому не был бы нужен. Это лишь только так, только для общего обозначения. Чтобы не быть чину сирым и голым. Чтобы был вокруг него хоть какой-нибудь житейский смысл.
Сам чин, как, например, орден «За заслуги перед Отечеством», есть объект гордости и поклонения чиновника. Особенно тогда, когда более у него ничего нет. А иначе и быть не может! Отними у человека всё! Всё, всё, – до последней копейки, до последней чёрточки оригинальности и самобытности, до последней капли характера и души, и оставь ему что-то одно взамен. Допустим даже мизерное, то, что он бы даже лежащее на дороге не поднял бы, и он непременно станет форсить этим, хоть и понимая всю ничтожность этой подмены. Человеку обязательно надо чем-то гордиться, а чиновник всё-таки да человек!