Сделка с профессором
Шрифт:
Эдман кинулся на герцога и принялся душить, тот захрипел, рванулся вперед, оступился и влетел прямиком в приоткрытые на изнанку двери. Струя темной энергии пронзила его насквозь, душераздирающий крик боли и ужаса огласил проход, Серпентас упал на магический треугольник и растворился в воздухе. Хрупкое равновесие нарушилось, темный и светлый потоки перемешались, образовав воронку, магический фон дрогнул, и грань между изнанкой и миром людей покрылась трещинами. Эдман подхватил Беатрис на руки и побежал прочь. Но каменный пол крошился
– Эд, очнись! – орал на него Иксли и тряс за плечи. – Щит лопнул. Надо спешить.
Голова кружилась, во рту стоял омерзительный горький привкус, невыносимо мутило. Эдман, превозмогая дурноту, поднялся и поплелся за выломившими дверь стражами.
Иксли склонился над лежащим на полу герцогом. Жандармы окружили лежавшую на камне Сонар и рассматривали вонзенные в ее ладони и ступни кинжалы.
– Сдох паскуда, – процедил Вилмор, ощупывая шею Серпентаса.
Эдман подошел к жертвеннику и распорядился:
– Отойдите.
Он аккуратно выдернул клинки, отшвырнул в сторону и прошептал заживляющее заклинание над ранами Беатрис, но оно не сработало. Не задумываясь, Эдман оторвал полоски ткани от своей рубашки, перевязал ими руки и ноги Сонар и проговорил:
– Герцог мертв. Нам с Беатрис здесь делать больше нечего. Вил, окажи любезность, попроси кого-нибудь доставить нас домой.
Искли обернулся и увидел, как глаза друга закатились, и он повалился на пол возле камня.
Глава 20
Эдман провел в забытьи три дня. Доктор Хрюст делал все возможное, чтобы он скорее восстановился, но магическое истощение оказалось не так-то просто исцелить. Мана накапливалась в его резервуаре катастрофически медленно, и снадобья оказывали лечебный эффект довольно вяло.
Открыв глаза, Эдман осмотрелся и увидел в кресле возле своей кровати дремлющего Вилмора. Яркие солнечные лучи пробивались сквозь плотные шторы и блуждали по его лицу, но главе департамента это нисколько не мешало.
– Тебе пора в отпуск, – хриплым голосом вынес вердикт Эдман. – Засыпаешь где попало.
Иксли вздрогнул и потер лицо руками.
– Уже и прикорнуть нельзя у постели больного, – недовольным тоном отозвался он. – Это ты тут прохлаждался без дела, а я последние три дня вообще дома не появляюсь. Некогда.
– Три дня? – переспросил Эдман, приподнимаясь на локтях и ошарашенно глядя на друга. – Это я столько здесь провалялся?
– Именно. Видно, решил, раз герцог благополучно скончался, можно расслабиться.
– А это не так? – с тревогой взглянул на него Эдман.
Глубокие складки расчертили высокий лоб Вилмора, и он нехотя признался:
– Как посмотреть. С одной стороны – нет мятежника, и некому воду мутить. Но с другой – он был единственным, кто мог бы снять с правящей четы последствия ритуала.
– Зигриду стало хуже?
– Нет, он в порядке, – покачал головой Иксли. – Насколько это
Эдман откинулся на подушку и посмотрел на побеленный потолок невидящим взглядом. В памяти всплыло перекошенное ненавистью лицо Серпентаса и его предсмертный крик. Такой участи Джентес не пожелал бы никому, но и взять герцога живьем не было никакой возможности. То, что Альмонд задумал, подвергло опасности не только его самого и Сонар, но и весь мир. Чудо, что удалось его остановить.
Но к облегчению, завладевшему Эдманом, все же примешивалась изрядная доля горечи. Каждая женщина, которую ему посчастливилось любить, так или иначе, была связана с герцогом. Узнав правду, Эдман осознал, что любовь к Кэти была не более чем юношеской влюбленностью, оставившей глубокую рану в его душе из-за предательства дайны, а чувства к Микаэлле больше походили на животную ненасытную страсть, и воспоминания о ней теперь доставляли лишь неудобства, точно были чем-то постыдным, о чем непринято говорить в приличном обществе.
– Как Беатрис? – спросил Эдман, ощутив, что это единственное, о чем он хотел бы сейчас узнать.
Но лицо Вилмора неожиданно приобрело суровое, даже неприступное выражение, какое частенько у него бывало, когда требовалось поставить на место зарвавшегося аристократа.
– Пока без сознания, – ответил он, таким тоном, словно Эдмана подобные вещи интересовать в принципе не должны были. – Она во дворце. Личные лекари Зигрида делают все, что в их силах.
Глаза Эдмана расширились от изумления, он сел на кровати и выговорил:
– Что это значит? Почему ты переправил ее в резиденцию императора? Я ведь просил тебя доставить нас сюда.
Взгляд Иксли стал холоднее воды в колодце в самую студеную пору.
– Обстоятельства изменились. Зигрид недавно получил письмо, где ему сообщили, что Беатрис Сонар его дочь. А поскольку ритуал герцога нанес непоправимый вред здоровью императора, он возлагает большие надежды на девчонку.
Эдман побледнел и с негодованием воскликнул:
– Да мало ли что ему написали! Это еще доказать нужно. Ты не имел права без моего ведома отправлять ее во дворец. В конце концов я заключил с ней контракт.
Вилмор и бровью не повел.
– Во-первых, мы нашли в ее вещах медальон с изображением Амиры Лонгин, – бесстрастным голосом возразил он. – Зигрид узнал украшение. Он когда-то подарил этот эмалевый портрет своей возлюбленной. А во-вторых, фамильный артефакт Вайзалов подтвердил принадлежность Беатрис к правящему роду. К счастью, на контракте не было подписи Сонар, и магическая комиссия уже аннулировала его. Как ты понимаешь, бастард императора не может служить дайной ни при каких обстоятельствах.