Сеанс магии с предшествующим мятежом
Шрифт:
—Камень! Эй, малец! Ты где? Ах ты… Нннааа!
Родичей не было видно — толпа, мятущееся многоногое чудище с сотней выпученных глаз и раззявленных ртов, закрывала их, но Дарри с силой снаряда из пушки метнулся на голос. Там явно творилось что-то нехорошее, и там были свои. Взгляд выхватывал отдельные лица, ноги, руки, не давая уловить картинку целиком. Он даже не заметил, что в него целится из «Чекана» нордлинг с тощим лицом, врезался в него и сбил с ног так, что тот с горшечным звуком стукнулся головой о булыжник на земле и затих. Визжащая тетка с залитым кровью лицом оглушила его. Впереди, примерно там, где он слышал родовичей, часто забахали выстрелы — и он устремился на этот звук, как на спасительный колокол в тумане, даже не сообразив достать оружие — ни топор, ни револьвер. Толпа же, как испуганный зверек, от выстрелов шарахнулась во все стороны, и он неожиданно, словно из мутной реки на воздух, вынырнул из смятения и сутолоки на расчистившийся пятачок.
—Замри! — рявкнул знакомый голос. Дарри едва успел выполнить приказ, как, чуть не снеся ему нос, перед лицом сполохом синей стали мелькнула секира и напрочь оттяпала голову врагу. Гимли, боясь задеть Дарри, удар нанес не совсем чисто, и нижняя челюсть, роняя в пыль, словно слезы, выбитые зубы, осталась на шее, вместе с языком, а отрубленная верхняя часть головы укатилась куда-то вбок. То ли при ударе, то ли на обратном ходу секиры лицо молодого гнома забрызгало кровью, и его едва не вывернуло наизнанку.
— Клянусь сиськами Истары, рад тебя видеть целым и непроблевавшимся! — прогрохотал отставной ур-барак.
Дарри огляделся. На пыльной и истоптанной земле сидел Глоин, мотая рыжей головой, как оглушённый бык, и зажимая ее толстыми лапищами, по которым обильно текла кровь. Рядом с ним, бледный и явно не живой, с окровавленной грудью лежал патрульный. Его напарник, с ярко-красными пятнами на белом веснушчатом лице, набивал патронами барабан своего «Чекана». Вокруг них живописно лежали ещё четыре мертвеца, причем не все аборигены, один явно был из Пришлых, судя по одежде — охотник за головами, и у всех на шее или на руке были повязаны жёлтые платки. Точнее, мертвецами были трое аборигенов, судя по ранам, застреленные. Охотник, с разрубленной ударом сверху до легких ключицей, только готовился стать мертвым и мелко сучил ногами. Торир, обшарив убитых, сноровисто освобождал их от патронов. Правда, зачем они ему, с его сорок четвёртым калибром, было непонятно. Бофур водил стволом своего револьвера по сторонам, опасаясь нового нападения.
—Что тут случилось? — спросил Дарри, поднимаясь на ноги.
—Бунт в городе, против Пришлых. Или война даже. Слышишь — везде пальба. Вот эти, — и Гимли без малейшего почтения к смерти пнул обезглавленного им баронца, — напали на патруль, и одного уже убили, а второго вот-вот бы убили. А тут мы на них вывалились со спины. Ну и…Неожиданно все вышло. До сих пор и не знаю даже, а стоило ли в это ввязываться. Ну, дык теперь уж поздно рассуждать. За Глоина не боись! Повезло ему, клянусь бородой прародителя! Пуля по черепу только скользнула. Крови много, да всех дел — оглушило слегка. Мы уже посмотрели, ничего страшного. Перебинтовать бы… Только вот скажи мне, парень, зачем тебе оружие, если ты забыл про него в самый нужный момент, а? Торир, забери тебя Ночной Гость! А у тебя всё ровно наоборот! Что, оружейный склад в кармане? Ты высадил шесть патронов, и свалил всего одного. Между прочим, патрульный тремя выстрелами убил двоих! А я не выстрелил ни разу, и уложил двух честным железом. Нам ещё к своим пробиваться, а сколько тут этих мерзавцев — только богам известно! Береги патроны!
И Гимли ещё раз пнул мертвеца, а затем, разглядев, что у другого покойника сорок четвёртый калибр, стал обшаривать его уже со всем тщанием.
—А я вон чего нашел, — проворчал Торир и показал «Чекан» с большой скобой под зимнюю перчатку, которая приняла бы и лапу гнома. А у них патронов, как у дурня золотой обманки.
—Уходить надо, — сказал конопатый Пришлый в пограничной форме. Его карабин так и висел через спину стволом вниз — в узких проходах рыночных рядов и переулков вокруг так было удобнее. Было не ясно, понял ли он их перепалку на двергском, или нет. Пограничник уже перезарядил свой револьвер, а также револьвер одного из погромщиков, которым вооружился дополнительно, — Слышите, пальба какая? Кордегардию, судя по всему, взяли. Винтовки уже бухают. Сейчас кто-нибудь из них сюда припрется.
—Нам в «Водар» надо. Наши там…
—Не пробиться. Послушайте — как раз на пути туда самая пальба.
—Тогда в «Улар-реку». Если наши смогут, туда пробиваться будут.
—Да ты что! Там уже форт, почитай…
—Ну дык и вот, выйдут и снесут всю эту шайку!
— Не выйдут. Им форт бы отстоять, народу больно мало. Раздёргали нас — тут банда, там налёт… Там, чую, на подступах самая охота будет на прорывающихся.
— Так что ж делать? Помирать прикажешь, лапки задрав? Или, во славу прародителя, в последний
— Ещё чего! Надо, пока не поздно, к городской управе пробиваться, это рядом совсем. Там сильный караул, подвал каменный с бойницами, городской резерв, вода, еда. Год можно отмахиваться! Из форта весточку пошлют на большую землю — подмогу нам отправят. Главное — продержаться! Всерьёз им город не взять, так, пограбят… И пока управу плотно в осаду не взяли, надо спешить. Должник я ваш теперь. Так что дурного не присоветую.
Гимли потеребил нос, погмыкал… Потом решительно рубанул воздух секирой:
—Это выглядит…разумно! Я — Гимли. Слесарь-оружейник и ур-барак. Гм, в отставке. Старший охраны каравана. С Лесной гряды мы. А как тебя звать-величать, воин, и в каких ты чинах?
—Сергей. Вороновым прозывают. Унтер-офицер пограничной стражи. Младший…
—Веди, ты дорогу лучше разумеешь, как бы подойти без опаски. А мы будем прикрывать.
Пограничник с сомнением посмотрел — гномы снайперами никогда не были. Но деваться было некуда.
—Только… Я его не брошу! — решительно сказал он, указывая на погибшего товарища.
—Пособим… Торир! Тебе стража убитого нести. Дарри! Берёшь его винтовку и портупею с поясом и подсумками. Глоин! Ты как? Пришёл в себя? Бофур, помогай Глоину, если понадобится!
Глоин был уже на ногах. Могучий организм гнома уже почти оправился, хотя он и держался ещё за голову, временами морщась. Торир взвалил пограничника на левое плечо, почти не заметив веса убитого. Дарри поднял его портупею с подсумками, кобурой и тесаком, карабин, у которого даже не был откинут складной скелетный приклад, и закинул их на левое плечо, предварительно все же приклад отщёлкнув. Гимли взял-таки в правую руку вместо секиры револьвер, и их анабасис к управе начался.
Глава 4
Глава 4, в которой отряд героически пробивается к управе, а Дарри учится летать, причем в одиночку.
Как оказалось, управой было соседнее с банком здание, массивное, угрюмое и внушительное. Дарри его вспомнил — оно стояло особняком, он ещё удивился, почему столько места вокруг этого дома в самом центре не застроено? Сводчатые каменные подвалы гномьей работы и в самом деле были настоящей крепостью. Оконца-бойницы не оставляли непро-стреливаемых зон. Подвал был шире стоящего на нем деревянного дома, оставляя широкую галерею вокруг накрывавшего его сруба из мощных бревен, и углы подвала помимо всего прочего венчали казематы. В этих выступах тоже были бойницы, так что можно было вести и прямой, и фланкирующий огонь. Пришлый Воронов вел их не прямиком, а какими-то зигзагами. До поры им удавалось избегать обнаружения и стрельбы, но только до поры. Пальба в городе шла густо, и всё чаще — из винтовок. После очередного осторожного поворота на очередном перекрестке (пришлый, огибавший углы по широкой дуге, на перекрестках был особенно внимателен, и, казалось, старался заглянуть одновременно за оба угла) они увидели впереди небольшую площадь. Подняв руку и тем остановив гномов, Воронов шёпотом попросил их быть тише воды и даже не дышать — уж больно громко они пыхтели. Пригнувшись в пыльном бурьяне, росшем вдоль забора, он внимательно оглядывал площадь. В этот момент, завывая мотором, из соседнего переулка на неё неспешно выкатилась пограничная «копейка» с торчащим в небо колодезным журавлем стволом пулемёта и также неспешно, но не снижая хода, ударилась в бревенчатую стену лабаза. Водитель навалился на руль, и раздался пронзительно-противный сигнал, будто требуя освободить проезд.От неожиданности, наверное, Дарри скинул винтовку (и портупею) с плеча, большой палец сам собой перещёлкнул предохранитель, а левая рука передёрнула затвор. И в эту минуту вслед за «Копейкой» из того же переулка вывалилось пять жёлтоплаточников, все из какой-то баронской роты. И оружие у них уже было наизготовку. Впрочем, пришлый пограничник, Воронов, их опередил, начав стрельбу практически, как только они появились, сразу с двух рук. Почти не отстал от него Гимли, а Торир слегка замешкался. Дарри же вовсе, как ему казалось, застыл. Он видел снопы пламени из револьверов, ему они показались голубыми, и он удивился этому, видел одну или две вспышки напротив, но, казалось, не слышал грохота выстрелов. Напротив осталось только два силуэта, они были в кольчугах поверх своих тёмно-зелёных мундиров, на головах были шлемы в таких же тёмно-зелёных чехлах. И они целились в него, Дарри, из винтовок! Вот одного из них словно приложило поленом, отбросив назад, на забор с посеревшими от дождей неструганными досками, и он сполз вниз, оставляя на них красно-лаковую полосу. «Ох и заноз насажает!» — не к месту подумал Дарри. Второй уже тоже валялся в лопухах и пыли. И только тут Камень понял, что начал стрелять чуть ли не самым первым, не слышал ничего от собственных выстрелов и расстрелял весь магазин — винтовка встала на затворную задержку. Пограничник повернулся к нему, Гимли повернулся к нему, Торир повернулся к нему, Бофур повернулся к нему, все повернулись, даже Глоин, страдальчески морщившийся от выстрелов — видно, он всё же заработал контузию. И лица у всех были малость удивлёнными.