Сеанс магии с предшествующим мятежом
Шрифт:
Дарри, не подозревая о хитрых планах и коварных расчётах дяди, узнав о поездке, совсем было забыл про гномью степенность, и только насупленные кустистые брови дяди Двалина охладили его неуместные восторги. Нет, он, конечно, не сидел в родных пещерах на цепи, и в людских поселениях бывал, но то были мелкие городишки аборигенов или торжища при замках владетельных баронов. Это всё было — рукой подать, и давно не интересно, как всё хорошо знакомое. А вот так — за четыре, а то и за пять с половиной (если старейшина решит ехать не через Вирац, а по Марианской переправе) сотен верст, да в большой город Пришлых! Он воспринял это как подарок, так что весь день перед отъездом, проведённый, как водится, в бане, дяде пришлось вбивать наставления и поучения в каменную башку племянника, который всеми своими мыслями уже пребывал на пути в большой город. Хотя в бане о делах и не принято говорить, но — не удержался. Впрочем, баня и доброе тверское пиво придали ему благодушия, и напоследок уже, отдыхая, весь красный и распаренный, не забыл ещё раз дотошно перечислить заказы на покупки в Пограничном. Кроме денег на эти самые заказы выдал племяннику на расходы неожиданно для самого себя много,
— Вот, — сказал он, протягивая взятый из резного шкафчика кисет из кожи выворотня, — тут шестьдесят марок. И тут… — он вновь потянулся к шкафчику и вытянул из заговорённого только на него ящичка тяжёлый цилиндрик в плотной коричневатой бумаге, — ещё столько же. Добрых гномьих марок, людскими кругляшами это триста тверских рублей. Тебе точно должно хватить.
Заметив ошалевшие глаза племянника, он грозно сдвинул брови и рявкнул:
— Да не транжирь там! С толком потрать, на дельное что! А не найдёшь дельного, так лучше назад привези! — и отхлебнул пива из солидной кружки, покуда племянник пересчитывал увесистые жёлтые монеты толстыми, заскорузлыми, с въевшимися в поры маслом и каменной пылью пальцами...
Глава 2
Глава 2, в которой дорога в Пограничный начинается, и в которой она же и заканчивается.
Рано утром Дарри, в кольчуге собственной работы, с прекрасной винтовкойдядиной выделки, не менее прекрасными топором, револьвером и ножом на поясе, а также вещмешком размером с небольшой утёс, занял свое место в кузове второго грузовика. Вместе с ним там же ехал и Гимли, почтенный и крайне раздражённый гном, ур-барак в отставке, командовавший охраной каравана. Раздражён же он был тем, что ему навязали нового, не притёртого к их отряду и непонятного пока сосунка, который лишь подземные демоны знают, как ещё себя проявит. О чем он громогласно и провозгласил из спутанных кущей, в забывчивости названных им бородой. Упрямый ещё больше, чем любой другой гном, Дарри, оправдывая свое прозвище, не стал обращать внимания ни на почтенный возраст собеседника, ни на его звание и должность. Он сварливо ответил:
— Я добрый член общины и выполняю свой долг, как положено и как велят обычаи!
— Ишь ты! Член, мать её в камень ети, общины! А я что — дырка в ейной заднице? Я, поди, ещё почленистей тебя буду!
— При всем уважении, я никому не дам мной попусту понукать. Выполнить всё готов как должно, а за свои промашки отвечу сам, как водится по обычаю предков! Но обзывать попусту сосунком и позорить своё имя и семью не дам никому!
Ершистость молокососа неожиданно понравилась Гимли, он захохотал так, что заглушил заработавший мотор, и хлопнул парня по плечу. Правда, величие момента смазалось тем, что грузовик как раз тронулся, и Гимли при этом с размаху сел на задницу поверх груза. Это развеселило его ещё больше, и, утирая слезы с пронзительно-голубых, как, впрочем, почти у всех гномов, глаз, он спросил:
— Ты гля, какой сурьёзный! На положено — давно наложено. А как, кстати, велят обычаи, ась?
Дарри вскоре перестал считать своего дядю занудой и дотошным приставалой. По сравнению с Гимли дядя казался теперь легкомысленным, как танцующий армирец. До самого первого привала ур-барак гонял Камня в хвост и гриву вопросами о действиях часового ночью, о мантикорах, упырях, лихих людях и способах борьбы со всеми этими напастями, а на привале измучал уже не вопросами, а вводными и учебным поединком на секирах в чехлах. Наконец, смилостивившись, он объявил, что, возможно, из Дарри и выйдет что-то путное, а не ходячий бурдюк для пива и пердежа. И пообещал, заметив улыбающиеся на этот цирк с конями лица других стражей, на следующем привале учения для всей охраны — для слаживания и «избежанья для». Последнее было непонятно, но настораживало, и улыбки как-то подувяли. Во время второго перегона Гимли окончательно пришёл в доброе расположение духа — то ли проявленная власть уняла раздражение, то ли Дарри и в самом деле ему глянулся. Так что расспросы сменились неторопливым разговором и умеренной похвальбой ветерана. Да и Дарри остыл — в самом деле, ур-барак ходил в боевые походы, когда он ещё сопли на кулак наматывал. Протянув добытый из мешка ломоть сыровяленого окорока, делать которые тетушка Борна была великая мастерица, он окончательно растопил ледок, и уже Гимли поделился с ним глотком пива, что не возбранялось даже гномьим часовым. В итоге учения на втором привале были, но не мучительские, а вовсе даже полезные. Гимли весьма толково охарактеризовал ему всех гномов охраны и тех, кто должен был, в случае нападения помогать, то есть племянников старейшины Дарри, Балина и ещё одного Балина, им же описал Дарри (образно, но не очень обидно), и выстроил наилучшую, с учетом их умений и навыков диспозицию. Затем, пару раз отработав его вводные все вместе, они худо-бедно освоились как единая команда. Скорее, худо, всё же Камень был новичком, и опыта не имел, так что из-за него несколько раз приходилось всё начинать сначала, пока результат не устроил Гимли. Привал в итоге затянулся, но это и планировалось изначально. Доехать-то до Пограничного можно было бы и за день — старейшина Рарри выбрал дорогу через Вирац, хотя пошлины в баронстве и были выше, чем в Марианском герцогстве. Зато путь на полтораста верст короче и, надо признать, благодаря Ас-Мирену, главе тайной службы баронства, «Камеры знаний», на дорогах было куда как безопасней. Но вот к переправе через Улар они добрались бы уже к самому вечеру, и был риск застрять перед паромной пристанью на ночь, если очередь будет большой. Разумней было заночевать не в поле, а под крышей и надёжной защитой стен, а старейшина Рарри, как любой гном, а тем более, такой важный, риска не любил. Так что на ночёвку они встали довольно рано, едва въехав в Вирац и заплатив на въезде баронскую пошлину. А может, дело было в том, что гостиница, в которой они расположились, уже двести лет славилась своими запеченными по особому рецепту
Пиво было хорошим, они смогли это оценить ещё за стойкой — свободного стола для такой большой компании пришлось дожидаться. Новые товарищи Дарри все ещё ворчали из-за незапланированных учений. Один из них, Торин, которому черная борода, схваченная золотыми клановыми кольцами, придавала совершенно разбойный вид, тонко намекнул:
— Тебе, как новичку, положено бы проставиться!
На что Дарри не менее тонко ответил:
— Ага! Как только ты покажешь, как это делается.
Но всё же заказал пиво для всех восьмерых. Старейшина Рарри, мудро рассудив, что место найдется не сразу, счел, что дожидаться у стойки ниже его достоинства, и остался пока в своём номере, велев прислать за ним полового, когда стол освободится. Они успели выпить ещё по кружке, прежде чем дождались приглашения рассаживаться.
Поросята, благоухавшие нежным и знойным ароматом медово-горчичной обмазки и сочного духовитого мяса, были чудо как хороши, пиво прекрасно, и ужин явно удался. В целом же, хотя ничего необычного пока ещё и не произошло, Дарри чувствовал себя ребенком, которому подарили его первый набор инструментов, Ложился он спать как и положено доброму гному — с тяжёлым желудком и лёгким сердцем, и заснул совершенно довольным собой и миром. Но вот на следующий день лёгкое сердце куда-то исчезло. Они уже проехали все медвежьи углы, где был риск засады, и до Улара оставался какой-то час пути, когда его одолела странная маета. Гимли, заметивший его беспокойство, решил было, что у парня скрутило живот — после молочных-то поросят дело не редкое, если их переесть. Но затем, увидев, как тот вцепился в винтовку и шарит глазами по округе, сообразил, в чём дело. Время, конечно, было не самое спокойное, у Тверских пришлых, к которым они как раз и ехали, разгоралась очередная война с эльфами. Но тут было ещё Вирацкое баронство, и Гимли успокаивающе пробасил юнцу:
— Да угомонись уже ты! Никто уже тут не нападёт на нас — до переправы всего ничего, да и машин на дороге… Вон, сзади две видно, впереди ещё одна.
— Все едино — как-то мне неспокойно…
Старый гном только крякнул, но в очереди на переправе, хотя и никак не мог понять, в чём дело, и сам уловил какую-то неправильность. Она как-то всё ускользала от его понимания, бродя рядом и тревожа, словно мантикора вокруг ночного бивуака. Гимли не мог понять, в чём дело, и на догадку наткнулся лишь благодаря Орри. Орри-Кулак уже давно шоферил на этом маршруте. Почитай, не меньше недели в полтора-два месяца он проводил в Пограничном, так что вовсе не странно было, что на несообразность указал именно он. Это был его первый рейс в качестве ведущего колонну, пусть и всего из двух машин, и он неимоверно важничал и волновался одновременно. Вот и сейчас, пользуясь длительной остановкой, Кулак, пронзительно скрипя новеньким кожаным регланом, который купил специально к этой поездке, выбрался из-за руля, обошёл свой ЗиЛок, попинал колёса, заглянул под машину, на картер и мосты, нет ли потёков масла через сальники. При этом ему немилосердно мешал бинокль, невесть зачем висящий на груди (и тоже купленный к этому рейсу). Открыл капот, померял уровень масла, захлопнул крышку… Тщательно обтерев руки ветошью, он гордо нацепил свои новенькие беспалые водительские перчатки и направился ко второй машине. Нет, он не оскорблял второго водителя недоверием, но постоял рядом и посмотрел, как тот проделывает подобный набор манипуляций со своим ЗиЛом. Затем обошел колонну, проверив всё со стороны, и вернулся к их машине, но не в кабину (насиделся, видать), а к ним, подойдя к заднему борту. Потянувшись и повертев головой так, что хрустнули позвонки, он заложил лапищи (недаром его прозвали Кулак, такой колотушкой он не то, что полено, валуны, случалось, ломал) за широченный проклёпанный ремень из толстой кожи, на котором револьвер сорок четвертого калибра в кобуре смотрелся, как перочинный ножик в чехольчике, и степенно помолчал. Затем, сдвинув кожаную фуражку-восьмиклинку с вздетыми над козырьком очками-консервами, задумчиво спросил, не то их, не то себя:
— И вот чего такого ценного все сюда потащили? Причем все сразу… Я столько машин на переправу и не видывал никогда, дык ещё и охраны на каждой — по пять-шесть душ… Нет, никогда такого не видел!
И верно, теперь Гимли и сам понял. Перед гномами в очереди на паром стояли восемь машин, две — из Тверского княжества, возвращавшиеся из баронства, остальные —Вирацкие (или из других соседних баронств). Сзади — не меньше пяти, и тоже, в основном, из баронств. И почти каждую аборигенскую машину охраняло по пять-шесть живых. Тут были и баронские дружинники в добрых, их, гномьей работы, кольчугах. И нордлинги, все сплошь матёрые, с зубами в косах. И просто какие-то мутные головорезы, и даже здоровенные орки. Но все были явно битые-катаные, увешанные оружием и этим самым оружием пользоваться умевшие, это чувствовалось. Они грамотно стояли, охраняя свои машины и прикрывая напарников, и зыркали время от времени друг на друга и на гномов, ни дать ни взять — псы из разных свор, собранные на травлю медведя. Дарри, придерживая свою винтовку, гномий маузер ручной выделки, неизящно спрыгнул вниз, к Орри, и осмотрелся сам. В этот момент к ним словно не подошёл, а проскользил (особенно это было заметно на фоне тяжеловесного прыжка Дарри) нордлинг, весь вид которого не говорил, а кричал, что он больше привык караваны грабить, а не охранять. Чуть склонившись к Орри, он отрывисто, как собака лает, спросил-прокашлял на великореченском:
— Вы от Квирре к нам?
— От кого? — недоумённо блеснув очками, спросил Кулак.
— От Коротышки-за-рекой, Квирре, — начал было объяснять нордлинг, но, сообразив, что его не поняли вовсе не из-за акцента, оборвал свой монолог и заторопился, — извини, я вас спутал!
Орри ещё только поднял брови домиком к козырьку, а нордлинг уже словно растаял в воздухе. Кулак хмыкнул, крякнул, засопел и сварливо изрёк:
— Суетной всё же они народ, ненадёжный. Что ещё за Квирре-за-рекой такой? Кто о нём слышал? Что же это за гном, если позволил называть себя таким дерьмовым именем, как Коротышка? Тьфу он, а не Казад!