Сеанс магии с предшествующим мятежом
Шрифт:
— А что с Лизонькой, — прижимая руки к груди, спросила Наталья.
— Мы не сможем её унести, госпожа. И не сможем достойно похоронить в эти дни. Но негоже оставлять мертвецов просто так, слишком много здесь творилось зла. В час нечисти кое-кто может восстать. Я думаю, нам придётся предать их прямо в доме огненному погребению, и праведников, и палачей. И пусть убийцы провалятся в бездну, а жертвы взойдут на небо. Читай молитвы, и по сестре, и по Мирре, и по хозяевам, — с почтительной к чужому горю печалью сказал Дарри.
— Ничего не выйдет. Если заполыхает дом, то нас соседи сразу и пристрелят. И будут правы, потому что могут сгореть и их дома, — заметила Варазза, обнимая купчиху, которая тут же начала всхлипывать ей в плечо, — Насчёт нечисти всё верно. Но нам придётся уйти, всё оставив так, как есть. Представь, сколько времени пройдет, пока всё будет сделано. И тугов нужно будет убрать с улицы, чтобы устроить погребальный костер. Если никто не помешает. А в любой момент может появиться другая
— Как будто мало домов сейчас горит, — недовольно буркнул Камень, приглаживая волоски на подбородке.
— Так там большие банды, и их боятся. А ты с оружием у нас один! — возразила друидка.
Оставлять что-то недоделанным, или решать и делать впопыхах вовсе не по-гномьи, и Дарри был раздосадован. Но не мог не признать правоту армирки. Слова о других бандах или колдуне встревожили его. Он, предупредив бывших пленниц, вышел на улицу. Хоть Варазза и подлечила его, чувствовал он себя всё же далеко не новенькой монетой, но делать было нечего. Кстати, о монетах… Подобрав «Таран» и выщелкнутые патроны, он дозарядил его. Затем собрал рассыпаные из кошеля золото и серебро. Пусть в ранце много чего есть, а деньгами разбрасываться негоже. Это ещё больше не по гномьи, чем торопиться! Затем Дарри добрёл до сарая. Кот уже ушёл по своим кошачьим делам. Однако, сколько, интересно, человечки будут собираться? Надо бы и ему не по двору бродить, а где-нибудь устроиться и посторожить вход, всё же расслабился он, отвлёкся. А пальба-то всё гуще. Вспомнив лужи из крови убитых тугов и воды от взорвавшейся бочки, он поморщился — как-то неуютно будет в них укладываться, если что. А вот если так? Дарри подобрал здоровенный кусок парусины, на котором, судя по всему, хозяева сушили сено, и кое-как свернул его. Быстро прикинул, где бы ему устроиться, чтобы и вход был как на ладони, и его из калитки было бы заметно не сразу, кинул на приглянувшееся место парусину, на нее — вещмешок, на мешок — винтовку и дробовик. Дойдя до ворот, он осторожно высунул нос на улицу. Странно, но она всё ещё была пуста. Он не сомневался, что из одного-двух домов из-за занавесок наверняка глядят чьи-то глаза, и лишь надеялся, что глядят они не через прицел. Запашок уже был, да и не мудрено, учитывая, что половину убитых накрошил своей крупнокалиберной мясорубкой Воронов. И мух уже целый рой. Любопытно… А оружие-то и кошельки у убитых уже кто-то утащил! Вот тебе и пустая улица, вот тебе и никого! Сейчас вид мёртвых тугов вызывал только злобную радость. Он, оттащив кое-как трёх убитых, чьи тела мешали, прикрыл, как смог, ворота и даже накинул на скобы брус. Правда, калитку оставил незапертой и даже приоткрытой. Если кто-то появится, пусть не лезут в неизвестном месте через забор, и не вваливаются толпой в ворота, а идут через неё по-одному. Стрельба в городе не стихала, и теперь уже слышна была не только винтовочная, но и пулемётная пальба. Лёг, устроился поудобней, поудобнее же устроил винтовку и дробовик и стал наблюдать за входом. Так, теперь почти всё. Дарри вытащил из подсумка два пустых магазина, набил их, поглядывая на калитку. Затем один поменял тот, который был в винтовке, на полный и добил вынутый доверху. Убрал магазины назад в подсумок и вздохнул — ну вот, половина запаса винтовочных патронов уже из подсумков ушла… Расчесал пальцами мягкие кудри юношеских бакенбардов, и очередной раз загрустил, что так же пышно волосы не растут пока на подбородке. Подбородок Камню решительно не нравился. Мягкий какой-то, нерешительно-детский. И борода никак не начинает расти приличным образом, как положено гномьей бороде. Несколько волосков, причём не блондинистых, как в тщательно причесаной и подстриженой шевелюре (ещё один пунктик Дарри), а каких-то рыжеватых. Фу! Достав расчёску, он снял шапку-панаму, и тщательнейшим образом причесал голову, а затем, подумав, и бакенбарды.
Глава 8
Глава 8, короткая, в которой герой оказывается в магической лавке и теряет сознание.
За куаферными заботами он не услышал, как бывшие пленницы вышли из дома, и заметил их, когда они уже были на полпути к воротам. Поняв, что его застукали за таким глупым для взрослого геройского гнома занятием, он страшно смутился, что, вообще-то, гномам не свойственно. Армирка, словно поняв его мучения, сделала вид, что ничего не заметила. Она была всё в том же платье, но казалась, при всей своей хрупкости, величественней и властней. На шее и руках у неё виднелись украшения, от которых прямо-таки пахнуло изрядной силой. Ничего металлического, многониточные бусы на шее, только резные кость и дерево, и деревянные браслеты с выжженными рунами на запястьях. На голову был накинут расшитый белый плат. В руке у друидки была льняная расшитая сумка, и явно тяжёлая, судя по тому, как она оттягивала ей руку. Купчиха, семенившая за Вараззой, тоже разительно преобразилась. Бесформенное астраханское платье скрывало фигуру, но зато вот астраханская же головная накидка, прикрыв светлые волосы, оставляла лицо открытым. Искажённое лицо с огромными желтоватыми пузырями нарывов, слезящиеся глаза… Да уж, вряд ли на нее сейчас хоть кто-нибудь покусится.
И они пошли. Армирка — впереди, за ней, чуть справа, Камень с дробовиком в руках и винтовкой
— Я уже жалею, что предложил идти сюда, — негромко пробормотал Вараззе гном, — уж больно место не подходящее.
Варазза, а следом за ней и Дарри с Натальей, прошли вдоль глухой стены и повернули за угол, где, очевидно, был главный вход в лавку.
— Да, совсем не подходящее, — подытожил он. У входа в лавку, пытаясь ее открыть, стояли четыре человека. Точнее, стояли трое, и один лежал. А открыть пытался один из стоявших, широченный, почти как гном, белобрысый нордлинг с короткой бородой и двумя девчачьими косичками, в которые были вплетены три зуба. В остальном он был одет как Пришлый — на плечах расстегнутый пыльник, кавалерийские сапоги, в которые были заправлены подшитые кожей галифе, под пыльником — потёртая кожаная куртка с множеством накладных объёмистых карманов, набитых магазинами к карабину СВТ, висевшему стволом вниз на правом плече. И, конечно, на шее под кожанкой красовался пропотевший и грязный жёлтый платок. За ним стояли одетые примерно таким же образом ещё двое, второй нордлинг, очень похожий на первого, но только помоложе и без зубов в косах, и южанин, с острым и смуглым лицом пройдохи. Плащей-пыльников, правда, на них не было, на них лежал без сознания четвёртый. Это был Пришлый. Он был голым по пояс, с грудью, торопливо, но умело перетянутой бинтами, на которых уже проступили обильные алые пятна.
— Чем могу? — вопросительно-любезным, но слегка высокомерным голосом спросила Варазза, обращаясь к старшему нордлингу. Тот потирал руку, которой пытался открыть дверь, очевидно, его приложило магией от запора, не сильно, а так, предупреждающе.
— Милость богов, хозяйка, — пролаял-пророкотал тот на виларском, — нам бы зелья исцеляющего. Покупал у тебя раньше. Старшого нашего ранили.
— Нет ничего проще, — кивнула друидка и, отодвинув нордлинга, подошла к двери, которая покорно открылась под её рукой, — пригодилось? От раны? Если да, то от какой?
— Да. В руку пуля попала…
— Должна предупредить, — перебила его армирка, — при ранении в грудь все намного сложнее, лучше потом все равно обратиться к лекарю. Я вижу, что у него пробито лёгкое. Ткани-то исцелятся, но в лёгком останется кровь, и как бы ему потом об этом не пожалеть.
— И где же мне найти лекаря?
— Раньше я бы сказала, что возле городской управы живет целитель Далер. Сейчас даже не знаю, найдете ли вы его там. В любом случае должна предостеречь — ищите лекаря как можно скорей. Не вносите его в лавку, не нужно трясти раненного лишний раз! — обратилась она уже к взявшимся за края пыльников нордлингу и южанину.
— Нам тоже остаться тут, госпожа? — тоном туповатого слуги спросил Дарри.
— Да, ждите здесь, — и она повернулась к старшему нордлингу, — вы знаете, сколько стоит флакон с зельем малого исцеления?
— Я думаю, столько же, сколько и в прошлый раз, шестьдесят золотых.
Армирка кивнула, и они вошли с нордлингом в лавку. Через минуту они вновь появились на крыльце. Нордлинг завязывал шнурки своего кошеля, а Варазза, держа в левой руке маленький, с гильзу двенадцатого калибра, флакон зелёного стекла, правой набирала его содержимое в крошечный шприц. Набрав, она протянула флакон нордлингу:
— Здесь ещё на один укол. Можно выпить, но колоть лучше.
Присев, она прямо через бинты уколола в грудь раненого. Дарри не раз наблюдал действие зелья малого исцеления, но тут он впервые увидел все другими взглядом: словно перламутровый вихрь вскинулся над местом укола. Как только этот вихрь ввинтился в бинты, раненый дернулся, задрожал и открыл глаза. Не понимая, что с ним и где он, он оглядывался вокруг. Его люди разом загалдели, загомонили, столпились, помогая ему встать. Как-то быстро они ушли в ту сторону, где был «Водар Великий». Дарри, наконец выдохнув, глядел им вслед и думал, живы ли Рарри, оба Балина и Орри… Затем сказал Вараззе: