Седьмое небо
Шрифт:
– Я в этом году тоже без отпуска. Занятия начнутся завтра, после развода. Пойдем, доложимся о прибытии Кочеткову, а то он уже волноваться начал: «Где там наш «приморец»». Тобой дважды интересовался Селезнев, но я сказал, что тебя «миговцы» в Москву утянули.
– И как реакция?
– Сказал, что пусть отдохнет, после трудов праведных.
– А в чем дело?
– Завтра узнаешь.
К генералу мы не попали, был занят, Кочетков тоже где-то отсутствовал. У нас издревле так было: новое дело всегда начинается с раскачки. Утром на построении Селезнев вручил Андрею еще один орден. Орден Ленина за тот бой у Хасанской. Я, пока, такой не заслужил. Плюс «порадовал», что первая эскадрилья будет демонстрировать советскому народу полную готовность к отражению атак противника на параде, посвященном дню авиации в Тушино. Поэтому эта неделя зачетная для всех, особо это касается тех, кто еще не сдал зачета по знанию района полетов, куда теперь включена и Москва. И началась зубрежка. Единственное, чем это действо отличалось от подобных полковых зачетов, что к нему готовили шесть штурманов восьми эскадрилий будущего учебного полка. В линейных полках к нему никто не готовит, а принимает тот самый штурман эскадрильи. Здесь дело было поставлено таким образом, что готовит тебя один человек, а сдаешь «чужому».
– Как слеталось? Шины на месте? Мысли: как этого избежать, есть?
– Немцы намотку делают из проволоки, а американцы какой-то кевлар используют, и только натуральный каучук, не синтетику. Но гореть начинает у барабана. Думаю, что требуется всю систему менять, делать что-то вроде многодискового сцепления и разносить нагрев на внутреннюю поверхность, а не на внешнюю. А так – зажигалка получается.
– Сегодня или завтра подъеду, поговорим.
– Самолет комэска сгорел, так что ехать мне домой поездом. Я заеду на Беговую, если это произойдет.
Так оно и случилось. История с шинами для «МиГа» мне была известна еще и потому, что в моем детстве на всех машинах нашей семьи всегда использовались только авиационные покрышки-слики. Несмотря на отсутствие протектора, они ходили в десятки раз больше, чем автомобильные. Жили мы тогда в Средней Азии, поганые дороги, сделанные из битума с песком и гравием. Летом они становились жидкими. Автомобильные шины более двух-трех месяцев не работали. А колеса с самолета, с переделанным, более широким, диском, могли несколько лет пробегать. Резина там стояла весьма качественная! Именно в то время на самолетах появилось «шило»: 70% этиловый спирт в специальных емкостях над обеими задними стойками. Которым обливали колесо в момент касания им земли или бетона. Проблема была настолько серьезная, что, несмотря на то, что рота охраны постоянно «выпивала» эту смесь, а для пущего эффекта, и чтоб не пили, в нем еще и сырую резину растворяли, этот технический спирт пользовался огромной популярностью у солдат и техсостава.
Дальнейшая учеба шла не шатко не валко: огромное количество писанины, вычерчивание схем маневров, различных построений, и все пешим по самолетному, не считая подготовку к параду, на это ушел целый месяц, с парадом – полтора. Я продолжал исполнять в эскадрилье роль «самого молодого», до 20 сентября 1947 года.
Глава 4. 20 сентября 1947 года
Вечером 19 сентября меня заставили выполнить несколько «па», а «Танец маленьких лебедей» я изобразить не мог, Мариус Петипа мной не занимался в детстве, но письмо я забрал, его написал гвардии полковник Петр Иванович Муравьев, которого, наконец, поставили командиром нашего полка, без всякого ИО. Мой бывший основной ведущий и его «гвардейцы» попали в очередной переплет 1-го сентября, уехав на охоту по перелетной птице. Отдохнули они качественно, и привезли трем женам «подарки от безвестной жительницы» лесной глуши в районе озера Ханко. Дамы, обнаружившие у себя венерическое заболевание и лобковых вшей, долго тянуть с этим вопросом не стали и накатали «телегу» на супругов, но немного перестарались, всех троих уволили из армии, разжаловав до рядовых, с лишением всех наград, и выгнали из партии. Так что, в полку праздник, и Муравьев вполне серьезно предложил после окончания курсов возвращаться в полк и передавать свой «новый опыт» там, тем более, что их обещали до конца года перевооружить на «МиГ-9». Предложение было очень заманчивым, реально, именно Муравьев, заместитель командира по летной подготовке, знал лучше всех своего «первого помощника». Он и предлагал свое место, заместителем командира полка. Что проведем быстренько по необходимым должностям и станешь замполётом. В общем, я озадачился не на шутку. Но, утром прибыл Ромодин, который привез две машины, оборудованные воздушными тормозами, и, у которых стояли, прошедшие Государственные испытания», РД-20Ф-2. Машине предстояло пройти войсковые испытания для запуска в четвертую серию в качестве серийной. Еще утром я об этом не знал, вместе со всеми готовился по теории воздушных боев, изучал те строи, которые использовала 8-я Воздушная Армия USAF в Европе в WWII. Перед обедом объявили о построении полка. Слушатели были только в первых трех эскадрильях, ещё пять имели только летчиков-инструкторов. Слушатели подъедут в начале следующего месяца. На трибуне новые лица, большую часть из которых я не знаю. Еще тепло, бабье лето, стоим в летних летных куртках коричневого цвета, в галифе и в сапогах. Из «лишних людей» узнаю Ромодина и полковника Кожедуба. Последнего «не узнать» было сложно из-за трех звезд на гимнастерке. Их было всего двое на всю страну. Говорили много, речь шла, в основном, о провокациях в Приморье и в Северной Корее. Вдруг, генерал Селезнев вызывает меня.
– Я!
– Ко мне!
Пришлось пробежаться до трибуны.
– Товарищи, среди нас есть человек, у которого в летной книжке есть два сбитых новейших американских бомбардировщика, в разведывательных комплектациях RB и FB-29, сбитых в одном бою. Оба самолета упали на территории СССР. Бой проходил неподалеку от наблюдательного пункта авиации 5-го флота. То есть, случай достоверно зафиксирован. Тем интереснее будет нам послушать: как это произошло. Соберемся после обеда в клубе, товарищи. Тем более, что на основе его рассказа, конструкторы основного самолета нашей школы воздушного боя, построили две машины, предназначенные
Полк прошел торжественным маршем, и направился в столовую.
– А почему мне не доложили, лейтенант? Развили тут, понимаешь, бурную деятельность, а начальство об этом ни слухом, ни духом!
– Я же рано приехал, первым из слушателей. А вы так грозно меня встретили, дескать, не гожусь, боевых вылетов мало. Я и притих, чтобы не нервировать начальство.
– Не совсем так, я и с Папивиным переговорил, и с Преображенским, и с Томашевским. За действиями твоими наблюдал лично начальник летной инспекции ВВС 5-го флота. Он и отметил, что рисунок боя ты построил сам, стрелял с очень больших дистанций и попадал. Благодаря этому рядом с нами идешь, а не лежишь в сырой земле. Хотел я с тобой поговорить на эту тему, да выяснилось, что ты в Москве. Владимир Александрович, хвастался он там сильно?
– Он не хвастался, он сказал, что наш самолет не годится для боя с «Бэ-29», что его надо переделывать. Чем мы и занялись, а он с Люлькой, два двигателя сделали. Сегодня покажет. Специально ему и привезли.
– Даже так? – улыбнулся еще один генерал-майор, очень молодой, темноволосый и курчавый, на вид – моложе Андрея. Когда в столовой он снял фуражку, стало понятно, кто это: Василий Сталин. Липецк входил в Московский военный округ, а Василий был заместителем командующего ВВС округа по строевой части. Слава богу, «МиГ-9» ему освоить не давали. Начальство меня от себя не отпустило, столы для него были сдвинуты и место мне нашлось, хотя я бы с удовольствием отсюда слинял.
Выступление – не бой, и длилось достаточно долго. В первую очередь пришлось рассказывать летчикам о «целях».
– В первый раз об этом самолете я услышал в Берлине, на аэродроме Темпельхофф, в казино на втором этаже. Мы там питались, а рядом был организован бар для союзников, но было и несколько наших старших офицеров с переводчиком. Из услышанного я понял следующее: имеет встроенную систему ориентации с использованием какой-то системы «Лоран», что это такое сказать не могу, но по словам того американца, может бомбить по площадям даже через облака. Имеет кучу огневых точек с Браунингами 12,7 мм, полудюймового калибра, две башенные установки имеют четыре ствола, американец назвал их «помелом». Все огневые точки могут управляться централизованно, увы, место, где находится этот центр управления он не указал.
Тут младший Сталин взял в руки микрофон и сказал:
– Это уже не загадка: за верхней носовой башней, между ней и антенной «Лоран». – и поставил микрофон, показав, что он в курсе. Я взглянул на него, тот одобрительно кивнул.
– Все огневые точки снабжены гиростабилизированным прицелом, с вычислителем угловых поправок в зависимости от угловой скорости движения цели и дальности до нее. Типа немецкого EZ-42. Каждый пулемет имеет 500 выстрелов на ствол. Все кабины и места размещения экипажа бронированы. Имеет мощную систему пожаротушения. Топливные танки протектированы. Защищен гораздо сильнее, чем Либерейтор. И имеет большой потолок: 12 000 метров. Для перевозки атомного оружия используются специально построенные самолеты. Часть В-29 переоборудованы в авиа и фоторазведчики. С парой таких машин мне и пришлось вести бой. Обычно, при нарушении наших границ, как только в воздухе появляются истребители, они отворачивают в сторону границы. Но было воскресенье, день, когда обычно разведчики не летают, но из Союза, в адрес нашей группы войск, направлялся эшелон с новой техникой. Американцы откуда-то это знали. Нам объявили тревогу, но, по медицинским показаниям, взлететь мог только я. Местность там со сложным рельефом, посадочные площадки там есть, но размещены самолеты ВМФ, истребители есть, но маловысотные. У нас в полку тоже несколько типов самолетов, но я летал, с сорок пятого, на «Kingcobra Р-63», с высотным двигателем, у которого установлен третий свободный нагнетатель. Наш аэродром – ближайший к этому месту, и мы часто вылетали туда. Собственно говоря, ведущий этой пары имел надпись на фюзеляже «Замужняя дама», с рисунком этой дамы в весьма фривольной позе. Трусики стягивает.
Полк, естественно, грохнул, зашумел, потом дал возможность продолжить.
– Я, честно говоря, больше всего надеялся, на то, что они отвернут, но они меня не испугались, сошлись в плотную пару и продолжили полет, так как облака кончились над морем, над землей их не было, и была возможность получить качественные снимки. Плюс, посмеялись надо мной. Я переспросил наземного наводчика, что они сказали, обиделся, и пошел в атаку. Сложность была в том, что подходить близко к ним было нельзя. Пулеметы у них довольно дальнобойные, прицелы позволяют стрелять даже по цели, движущейся под значительным углом, но у «Кобры» пушка 37-мм, с 58-ю снарядами, и такой же прицел, но без системы подсчета углового упреждения. Сама система есть, но почему-то не работает, упреждение он не выставляет. Пришлось вспоминать, что зиму 41-42 годов я провел снайпером под Ленинградом. Бил одиночными с большой дистанции, несколько раз давал двухпатронные очереди. После шестого попадания, «Замужняя дама» загорелась, и я обстрелял из крыльевых пулеметов ведомого, с корректировкой огня по трассе, но ведущий сбросил ход и начал сближаться со мной, пришлось нырять под трассы и уходить на косой петле вверх, не доводя машину до переворота, выполнил боковое скольжение вправо, тормознул шагом винта и опустил нос. Чуть разогнался, но следил за дистанцией через выставленный прицел на дистанцию в 1000 ярдов. Достал ведомого тремя снарядами в район центроплана, тот прибавил, чтобы выйти из-под обстрела, пара распалась, атаковать стало удобнее. Ведомого я добил первым, восемь, из 12 человек экипажа, выбросились, но машина продолжала лететь на автопилоте в направлении Владивостока. А вот ведущий повернул в сторону границы. Пожар он погасил. Но организовать большую плотность огня с носовых курсовых углов он не смог: прицельно бил только пулемет бомбардира, один из двух, остальные точки были рассогласованы. В момент прохода, он слегка меня цеплянул, из верхней задней башни. Но после разворота я увидел, что шесть человек покинуло машину, а сама она крутится в плоском штопоре. Так как ведомый еще летел, и кто его знает, зачем он это делает, пришлось добавить ему из пулеметов и выпустить последние четыре снаряда из пушки. В принципе, все. Машины очень живучие и опасные. Выручил прицел, который позволяет определять дистанцию до цели, и возможность мягко изменять шаг винта, пользуясь им то как тормозом, то как газом. Это и послужило поводом для того, чтобы я сказал товарищу Ромодину, что «МиГ-9» не годится для борьбы с «В-29». На нем можно было бы работать только с проходом над или под целью. Они бы меня в клочья разодрали.