Седьмой урок
Шрифт:
— В какой списочек?
— Нетрудно понять. На всякий случай. Если штаб подмогу потребует. Я тут уполномоченный по дому отдыха.
— По летнему лагерю?
— Да как ни назови, какую шапку ни надень, все равно один Иван. Отдыхать приезжаете, значит — дом отдыха.
— Что-то не то говоришь, — пробормотал Шевров, недоверчиво разглядывая завхоза, — может, перегулял? По случаю воскресения?
Но в эту минуту позвонили из района:
— Примите телефонограмму. Под личную ответственность…
—
Записал. Положил трубку, уставился на завхоза.
— Звонили? — поинтересовался тот.
— Да. Звонили. Требуют проверить посты.
— Надо было передать мне трубочку.
— А я так передаю, без трубочки: проверить посты, держать связь со штабом.
— Если плотина не выдержит, будь здоров!
— Паническая ты личность.
— Я без паники, товарищ Шевров. Я с точки зрения. Исторически.
— Смотри не подними истории.
— Кому говорите, товарищ Шевров. Я уже тут, в нашем районе, пятый год уполномоченный. И войну не на печке сидел. Ваше дело — диктуйте списочек. Которые ваши ребята покрепче.
Серафим Серафимович продиктовал и отпустил завхоза.
Хотел позвонить домой, но звонить было незачем. Пока что незачем. Развернул сверточек. Повеяло домашним уютом. Осторожно отделил кусочек — самый аппетитный.
Чуть слышно цокнули каблучки. Шевров поднял голову — перед ним стояла Янка Севрюгина:
— Чудесно у вас. Мне очень нравится ваш кабинет!
Серафим Серафимович так плотно, крепко, неотделимо сидел в чужом кресле, в чужом кабинете, что у Севрюгиной невольно вырвалось: «ваш».
— Да, аккуратненько, — согласился Шевров.
— Когда Олег Викентьевич прилетает?
— Неизвестно. Ждем к обеду.
Серафим Серафимович встал из-за стола:
— У вас есть вопросы?
— Нет, я так, без вопросов. Заглянула. Вспомнила, как вместе отдыхали.
Шевров как-то неопределенно, широко, точно крылом, взмахнул рукой, но тотчас спрятал руку за спину:
— Да, отдыхали… — задвигал по столу блокнотом, карандашиком, щелкнул пальцем по краю пресс-папье, и пресс-папье заколыхалось лодочкой.
Янка подошла к столу и тоже заиграла карандашиком; разглядывала телефонограмму — ее, как котенка, привлекали всякие шелестящие вещи.
Шевров отодвинул телефонограмму. Это было неосторожное движение. Янка тотчас поближе придвинулась к листку и успела разобрать несколько строчек прежде чем Шевров прикрыл листок пресс-папье.
— Что-нибудь случилось? — спросила Янка.
— Нет, ничего. Обычный речной режим.
— Но зачем бьют телефонограммы?
— Обычная служба.
В зале показалась вахтерша:
— Товарищ
Татьяна Чаплыгина, уронив на пол платочек, поднялась так порывисто, словно ждала этого вызова.
— Таня, платочек! — подхватил платок Степан.
— Хорошо, хорошо, товарищи, — не замечая ничего, направилась к выходу Чаплыгина, — меня вызывают…
Шевров остановил Вагу в коридоре:
— Только что звонили из района. Осведомлялись насчет обстановки. Я ответил, что все нормально. По-моему, все преувеличено.
— Я не знаю, о чем вы говорите, Серафим Серафимович.
— Не знаете? А все уже говорят…
— О чем говорят, Серафим Серафимович?
— В соседнем районе угрожающее положение. Затор льдов. За пятьдесят лет не упомнят.
Шевров не отпускал Богдана Протасовича, хотя из зала доносился уже нетерпеливый говорок, приглушенный шум.
— Вы сомневаетесь в прочности плотины?
— Не сомневаюсь, а интересуюсь. Согласитесь, что это естественно при создавшихся обстоятельствах.
— Плотину строил инженер Петров. Слышали об инженере Петрове?
— Слышал, что он ваш друг.
— Да, сдружились в госпитале.
— Согласитесь, довольно странно измерять запас прочности дружескими отношениями. Напор льдов небывалый.
— Поселок вне опасности.
— Но мы не в поселке!
— Если находите нужным, верните людей в город.
— Я звонил, мост починяют. Да и нечего преждевременно… Это я с вами конфиденциально.
Янка опередила Вагу и первой вошла в зал. Села рядом со Степаном.
— Наш Прометеич сегодня не в своей тарелке, заметил?
— Ты все замечаешь.
— Мимоходом. Послушай, что хотела спросить: самолет выпустят в такую погоду?
— Я бы не выпустил. Особенно если с тобой. Ты грешница. Самолет погубишь!
Когда Чаплыгина вернулась, Богдан Протасович был уже за столом президиума. Избрали двух стариков и двух молодых, поровну от отцов и детей. Татьяна подошла к столу и попросила минуту для объявления:
— Товарищи! Штаб срочно вызывает следующих дружинников: Антоненкова, Агапова, Васютину Лиду, Акшаулова, Иванченко, Турсунбаева. Товарищу Федотову Степану и его группе дежурить на плотине.
Серафим Серафимович счел своим долгом присутствовать на встрече с молодыми. Чрезмерное подчеркивание нерешенных задач — Вага даже о своем актине говорил так: «попытка воздействовать…», «требуется дальнейшее…» — насторожило Серафима Серафимовича. Молодежь, разумеется, нужно нацеливать, однако она должна крепко осознать достигнутое, твердо верить в заложенный фундамент. Фундамент есть фундамент. Между тем у Ваги только и слышно: предполагаем, хотелось бы верить, перед нами открывается…