Сегодня-позавчера
Шрифт:
– Он-то - локти! А я - хоть стреляйся!
– кричу я и смотрю на кобуру старшины. Успею!
– Даже не думай!
– старшина очень резво накрыл кобуру рукой, - И что это даст? Одного стрелка потеряли, ещё и ты руки на себя наложи! Кто врага будет гнать?
Я усмехнулся:
– Какая разница - сам или расстрельная команда?!
– Ну, рано ты себя судишь. Раньше трибунала.
– Что мне суд трибунала! Я сам себя осудил - что мне суд!
– А ты опять по той же скользкой тропе пошёл? Себя вознёс над другими?
Я вскинулся - и сдулся.
Теперь, вот, иду, раздавленный.
– Благодарю, отец. Вправил мозги.
– Вот! Жди суда. Застрелиться - легко. Жить с этим - сложно. Жить и помнить. Каждый день - помнить! Жить за себя и за того парня. Биться за себя и за него! На урок! Понял?
– Понял.
– Вот и ладненько. Давай руки.
Он развязал меня. И тут же мне на плечи водрузили миномётную плиту - тащи, как на Голгофу! Чтоб слово с делом - не расходились.
– Старшина, а как вы уцелели?
– Мы в овраги отступили - там и держались.
– А-а, вон что! Я как глянул - думал - пипец роте. А вас - вон как много выжило. Сколько, кстати?
– С тобой - семнадцать. Было - 18.
Я вздохнул.
– Это мы ещё раненных отправили. Раненных - под сотню. Они как нас с дороги убрали - больше и не обращали на нас внимания. А вот как вы выжили?
Я стал рассказывать. Старшина оказался хорошим собеседником - слушал внимательно, вопросы задавал направляющие и уместные.
– Так что, повезло нам, - закончил я.
– Как и нам, - кивнул старшина.
Так разговором и дорога - короче.
– А куда мы идём, вообще? Я - понятно, а рота?
– В штаб армии. Там будут нас переформировывать. Вообще-то это секретные сведения, но тебя же -расстреляют, тебе можно. Ха-ха-ха! Ты своё лицо видел? Стреляться он собрался! Ха-ха! И ещё из моего ствола! Ха-ха-ха! Ха-ха!
Он хлопнул меня по плечу так, что я аж качнулся - вот это силища в старшине! Меня! Чуть с ног не сбил! Со всем моим усилением, проведённым пришельцем Пяткиным! Пока я втыкал от удивления - его и след простыл.
Вот уж истина слова учителя Оби Вана, Квай Гона: "На каждую крупную рыбу найдётся рыба крупнее". Так-то! Нос-то задирать!
Но, скучать у меня не получилось - меня окружили бойцы штрафной роты. Остатки роты. Все. Даже ротный - в пределах слышимости. Уши греет.
– Дед, как ты это делаешь?
– спросил Егор. Наверное, делегированный, как самый дерзкий.
– Что именно?
– уточнил я, перекладывая плиту миномёта на другое плечо.
– Как ты можешь так ускоряться, когда захочешь? Так-то - увалень увальнем, как медведь, неспешный весь, основательный, а как прижмёт - как пчела лётаешь! Я когда увидел первый раз - на полустанке, подумал -
Вот как! Я думаю, что меня никто не видит - всем некогда. Я никого не вижу - меня никто не видит. А оказывается я - на главной сцене. Под светом софитов.
– Я не знаю, - пожал я плечами. Почти пожал - плита миномётная - тяжёлая.
– Да, ладно, Дед! Чё ты, в самом деле? Тебя расстреляют - и никто не узнает? Нам бы всем пригодилось! Даже Лошади! Скажи, Конь Педальный, хотел бы от пуль уворачиваться?
Я что, от пуль уворачивался? Как Нео? Не помню такого.
– Ну, правда, мужики, не знаю я - как! Всегда так было. С детства. Всегда - от собак убегал, через заборы только так перепрыгивал. Тут одно "но" - испугаться мне надо. Основательно так, чтоб аж кипяток по жилам! Или разозлиться. Чтоб крышу сносило от ярости - тогда и становиться так, что всё вокруг - замедляется. А я, соответственно - наоборот. Ускоряюсь.
Смотрят друг на друга. Чуют же, что не вру.
– С испугу чего только не наворотишь, - кивнул Егор, - у нас на селе бабка одна была. Совсем древняя-древняя. Лет шестьдесят. Ходила вот так, - он согнулся пополам, - из дому уже редко выходила, по двору - с палкой. Летом дело было - все в поле. Одна она была. А дом возьми и - загорись! Так она сундук кованный со своим скарбом выволокла. Бегом! Мало из дому - через дорогу! Мы потом вчетвером упузырились его с места сдвинуть!
– А дом что?
– спросил библиотекарь.
– Сгорел. До осени - новый поставили. Всем миром. При чём тут дом?! Ты слышал, что я тебе, овец, говорю? Бабка - смогла, а четверо молодых парней - едва пупки не развязали.
– Вот мне один знакомый лётчик историю похожую рассказал, - сказал появившийся старшина, - было это ещё во время истории с полярниками. Они как раз сели на льдину...
Ни чего себе, знакомые у него! Там же все эти полярники - Героями Союза стали. И все это поняли - притихли.
– ...когда садились, что-то там с лыжей не так было. Я - не понял, я же - не летяга. Так вот, пока там суета всякая - решил он лыжу эту подтянуть. Сидит, возится. Тут его в плечо толкают. Он подумал - второй пилот. Так вот плечом встряхнул - отстань, не до тебя. Опять толкает. Он опять - откидывает. Ещё толчок. Он поворачивается, хотел своего товарища взгреть хорошенько - а перед лицом - морда белого медведя! Как сидел на корточках - так на крыле и оказался. Сам не понял как!
Ржали всей ротой. Хорошая байка!
– Ты нам лучше расскажи, откуда ты про артдивизион узнал, - спросил скрипучий голос.
Народ между мной и ротным как-то сразу рассосался. Но - все в интриге. Кто сдал? Лошадь? Егор?
– Ну, что же ты? А, Кенобев? Или - тоже - с рождения, с детства?
Молчу.
– А отмолчаться - не получится, - скрипит ротный, - Или мне говоришь - или в особый отдел телегу катаю.
Вздыхаю тяжко:
– Как объяснить то, что сам не понимаю?