Секонд хенд

Секстон Мари

Она встретила Эла в дверях и обняла его, как блудного сына, от нее пахло тортильями и корицей.

– Эмануэль, как я рада тебя видеть.
– Она крепко поцеловала его в щеку и за руку потянула в глубь дома.
– Мами, Эмануэль, уже здесь.

Путь на кухню был таким же кружным, как и всегда: они обогнули обеденный стол, заваленный бумагой и коробками высотой в два фута, обогнули ненадежно сложенные мусорные ведра и туннель из развешанной одежды, загромождающий дверной проем. На кухне все было в порядке, потому что это была вотчина бабушки, но Эл не мог не заметить

груды почты и последние покупки на столе.

Он улыбнулся и обнял свою абуелу, принимая ее поцелуи, пока она что-то бормотала по-испански, говоря, что он слишком худой и от него пахнет дымом.

Хотя он и слышал доносящиеся из окна предательские крики старшей дочери Розы, Розы там не было, что было благословением, потому что там была жена Лоренцо Анна, и, насколько Эл знал, они с Розой все еще были в ссоре. Анна сидела за столом с Сэри, женой Мигеля, и старшей дочерью Сэри, Лилой, и они втроем уплетали тамалес. Анна улыбнулась и помахала ему рукой, выглядя усталой.

– Как дела, Эл?

– Хорошо.
– Он отодвинул от себя стул и сел между ней и Лилой.
– А как у вас?

Эл слушал, как они по очереди говорили о работе, учебе и детях. Лила часто закатывала глаза и разыгрывала из себя незаинтересованного подростка, проверяя свой постоянный поток текстовых сообщений. Сэри расспрашивала о ломбарде, расспрашивала Эла о забавных историях о том, что люди пытались продать, и он рассказал ей парочку.

Однако, когда Патти, сидевшая на другом конце стола, начала составлять список своих последних покупок в «Гудвилл», Эл встал из-за стола и подошел к бабушке, стоявшей у плиты.

– Пахнет вкусно.
– Он попытался стащить кусочек фасоли с тарелки и улыбнулся, когда она шлепнула его по руке и погрозила пальцем.

– Я знаю твои уловки. В моей кастрюле нет пальцев.
– Тем не менее, она улыбнулась и повернулась к Элу, продолжая помешивать.
– Спасибо, что пришел, михо. Я скучаю по тебе, когда ты долго не приходишь.

Эл тоже скучал по ней. Но признание в этом привело бы к старому спору о его матери, и поэтому он не стал этого делать. Он указал на сковороду с говяжьим фаршем, стоявшую перед ним.

– Можно, я помешаю это для тебя?

– Си. Ты помешиваешь, а мы разговариваем.
– Она протянула ему лопатку.
– Итак. Эмануэль. Ты познакомился с хорошим парнем?
– Он попытался отшутиться от ее вопроса, но перед его мысленным взором возникло лицо Пола. Эл был очень занят, помешивая говяжий фарш, но от бабушки ничего не ускользало. Она счастливо вздохнула и похлопала его по плечу.
– Ты пригласишь его на свидание, си? Ты приведешь его к своей абуеле. Я приготовлю ему тамалес.

Он не стал спорить, потому что это только ухудшило бы ситуацию. Кроме того, его отвлек мысленный образ Пола, который пробует бабушкины блюда, и его лицо светится радостью.

Конечно, тот факт, что это произойдет в доме его матери, довольно быстро охладил его пыл.

– Мне не с кем встречаться, - сказал ей Эл.
– Не беспокойся обо мне, абуела. Я в порядке.

Она прищелкнула языком и коснулась его волос.

– Ты одинок, Эмануэль. Тебе нужен хороший парень,

который сделает тебя счастливым.

– Я счастлив.

Она скорчила гримасу и отмахнулась от его идеи.

– Ты сидишь в ломбарде и весь день куришь сигареты. Это не счастье.

– Абуела, - простонал Эль.

– Ты прячешься от жизни. У тебя нет ни радости, ни семьи, ни увлечения. Ты продаешь чужие вещи, заболеваешь раком и разбиваешь мне сердце.

– Абуела.
– Он перестал помешивать и потянулся к ее руке, но она убрала ее, чтобы вытереть слезы с глаз. Прежде чем он смог придумать, что сказать, она пришла в себя и похлопала его по руке, прежде чем забрать лопатку.

– Дай мне готовить. А ты иди, поговори со своими братьями. Иди, - добавила она, когда он попытался возразить.

Делать было нечего, Эл поцеловал ее в щеку и вышел на улицу.

Лоренцо и Мигель стояли с дядей Мариано на заднем крыльце, потягивая пиво и наблюдая, как дети бегают по двору. Они кивнули и поприветствовали Эла, когда он подошел. Дети были безумно шумными, что лишало их возможности нормально поговорить, хотя Лоренцо и Мигель уже давно стали невосприимчивы к шуму. Беспорядок усугублялся случайными помехами в рации Мигеля, что означало, что он дежурил в добровольной пожарной команде.

– Что мы будем переносить с чердака?
– спросил Эл своего дядю.

Мрачное выражение его лица не предвещало ничего хорошего.

– Мама хочет попытаться избавиться от некоторых папиных вещей.

Эл пожалел, что не прихватил пиво из холодильника. Черт возьми, он пожалел, что не прихватил бутылку водки.

– Черт.

Дядя Мариано поднял руку.

– Вот почему девочки здесь. Они собираются сходить с Патти за покупками, пока мы работаем. Мама подумала, может, ты мог бы отнести некоторые вещи прямо в свой ломбард, чтобы она не увидела.

Ему понадобятся две бутылки водки.

– Это первое место, куда она заглянет.

– Я знаю.
– Мариано вздохнул и протянул ему свое пиво. – Я знаю.

УБОРКА чердака не беспокоила Эла. На самом деле, это доставляло ему удовольствие, хотя он был уверен, что никогда в жизни не был так грязен. Его расстроила не работа и не то, что они вывезли на продажу или в качестве хлама. Его расстроили вещи, которые они оставили.

Он понимал, что его мама больна, что накопительство - это психологическое состояние, что оно больше связано с неразрешимой потерей и другими психическими расстройствами, чем с грубой меркантильностью и сентиментальностью. На чисто академическом уровне он даже сопереживал. Однако с реальностью было трудно смириться. Реальность ускользала от него по бумагам, валявшимся на лестнице, пока он помогал Лоренцо перетаскивать старые инструменты абуэло к его грузовику, зная, что действовать нужно быстро, потому что, если Патти вернется до того, как они закончат, им крышка, и начнется припадок, который положит конец всему. Реальность заключалась в том, что они стояли в изнуряющей жаре чердака, и пыль забивала им глотки, пока они спорили о том, сколько они могут съесть, прежде чем она что-нибудь упустит. Реальность заключалась в том, что они знали, что найденный ими старенький восьмидорожечный плеер не принесет и десяти баксов в ломбарде Эла, но ввергнет его мать в пучину предательства, так что они даже не могли его выбросить.