Секретный фронт
Шрифт:
– Устю? Ее спрашиваешь, а она, как тигрица. Будто мы виноваты, что Митрофана убили...
– Есть и наша вина, - сказал Кутай и, заметив, как Галайду передернуло, смягчил: - Косвенная. Территориально наш участок. Отвечаем за все, кроме землетрясения.
– Пригласить Устю?
– Я бы пригласил, товарищ капитан.
– Сейчас пригласим.
– Галайда, выглянув в окно, распорядился позвать Устю.
Перевернув чашку и положив на донышко крохотный огрызок кускового сахара, Галайда приготовился уходить. Его беспокоило "чэпэ" с Путятиным. На заставе случались потери: были и раненые и убитые.
– Подождем Солода. Нужен протокол, соблюдение формальностей. Милиционер чего-то накарябал, но этого мало. Политическое убийство все же... И преступники пойманы...
– Вполне естественно, - сказал Кутай.
– Надо было вам поручить предварительное следствие и опрос, пробурчал Галайда, - а то гоняют из штаба, лишь тратим дорогое время...
Кутай улыбнулся и, воспользовавшись паузой в деловом разговоре, попросил разрешения вымыть руки, что и сделал с особой тщательностью. Посмотревшись в мутное зеркальце над умывальником, причесал свои густые темно-каштановые волосы и, отойдя к порогу, бархаткой протер сапоги.
Все эти приготовления в ожидании Усти были понятны, и Галайда снисходительно наблюдал за лейтенантом. Эх, молодо-зелено, ну, ну...
В кабинет без стука вошла Устя, независимо, подчеркнуто дерзко прошла к столу, поставила принесенный ею глиняный кувшин и, словно продолжая начатый спор, заносчиво спросила Галайду:
– Ну, капитан! Хочу спытать тебя, що же це такое? Мои мальцы, спрос с них якой, все вернулись. А вы из шестерых одного посеяли! Какой будет процент отсева, капитан?
– Не расстраивай, и так тошно, - мирно попросил Галайда, любуясь дивчиной.
– Посоветуй, где искать?
– Дэ шукать?
– Устя шмыгнула носиком.
– Ясно дэ! На кладбище!
– А легкая ты, оказывается, на чужое горе!
– Що?
– Устя вплотную подступила к Галайде, оттеснила его к стене. Да разве ваше горе не наше горе? Ты що ж, меня от себя отпихиваешь? Я, може, раньше тебя твоего солдата оплакала...
– Снова шмыгнула носом, бросила терзать Галайду.
– Радости мимо нас проносите, а як беда - два пуда нам, а пуд соби...
Галайда вышел. Устя прикрыла за ним дверь.
– Я тебе квасу принесла.
– Устя налила из кувшина. Когда Кутай выпил полный стакан квасу, поинтересовалась: - Ну?
– Вот это да! Дай ще, Устя!
– Сам теперь наливай.
– Она присела боком на подоконник, уперлась спиной в филенку. Солнечный луч поиграл радужно в ее ресницах, опалил свежую, загорелую щеку.
– Ты чего так на меня пялишься, Кутаенок?
– Любуюсь.
– Ну и що?
– Хороша.
– Заладил, як дятел, тук да тук.
– Устя шаловливо перебросила на грудь косы с вплетенными в них красными ленточками.
– Як?
– Нравится. Только короткие.
– Буде длиньше.
– Она потеребила ленточки.
– Червоненьки. Дражню бандеровцев.
– А где они?
– Везде. Митрофан казал, в Скумырде.
– Кстати,
– Правильно. Чекают селезня.
– Кто?
– Ясно, кто! Чего пытаешь? Не ты, не я - бандеровцы.
– Так Митрофан сказал?
– Так. Була заява из-за кордона. Митрофан передал мне. Они засекли это, я так думаю... и кончили его. Митрошка, кажись, выдужает. Согласовала я с Митрофаном свой план, як поймать двух поддужных, и ось, вбылы... Устя не могла без слез вспоминать о недавней трагедии, и Кутай не стал ее тревожить расспросами: и так все было в какой-то мере ясно.
Точные сведения должны были дать упорно молчавшие и объявившие голодовку террористы.
Часть группы, участвовавшей в поиске, вернулась. Кутай, увидев Сушняка, Денисова и подошедшего к ним начальника заставы, отошел от окна, продолжая разговор с Устей. Через несколько минут Галайда появился в кабинете с милиционером и веселым парубком в расшитой сорочке, оказавшимся секретарем партийной организации Скумырды.
Кутаю не приходилось встречаться с секретарем, хотя лейтенант знал, что есть такой молодой секретарь партийной организации, бывший сержант, сын чеботаря из Скумырды, заочник Львовского пединститута, и имя его знал - Кирилл. По молодости его все звали просто Кириллом, а то и просто Кирко...
Галайда устроился возле окошка, откуда был виден двор сельсовета, конюшня под черепицей со створчатыми воротами в елочку, насосный колодец с водопойным корытом, солдаты, присевшие в холодке с банками тушенки и ломтями темного хлеба в руках, а подальше, за штакетным забором, выкрашенным известью, часть улицы, уходившей в нагорье, откуда и должны были вернуться люди второго наряда, посланные на поиски Путятина.
У капитана еще теплилась надежда на удачу. Пожалуй, он вздохнул бы облегченно, узнав даже самое горькое о пропавшем солдате. Мучила неизвестность. И лишь поэтому лицо его было сердито, уголки губ горько опущены, а холстинковые завязки папки, поданной милиционером, Галайда развязал раздраженно, нервно.
– Ваш капитан всегда такой?
– спросил милиционер Кутая и, не дожидаясь ответа, локтем толкнул легко открывшееся окошко. Положив ногу на ногу, он принялся сворачивать цигарку. У него были большие, грубые руки человека, привыкшего к тяжелому физическому труду, влажные глаза с неподвижными зрачками и мясистые губы такого же цвета, как и все его темноватое, крепкое лицо, усыпанное плохо заметными на загоревшей коже веснушками.
Кирилл предложил стул обиженно притулившемуся в уголке председателю сельсовета, вынул из кармана записную книжечку и любовно огладил ее ладонью белой руки. "А вот этот физическим трудом давно не занимался", подумал Галайда.
– Какие же будут у вас пропозиции?
– Секретарь нарушил затянувшееся неловкое молчание.
– Уточним списки селян, что ли?
– Опять бумажки будем точить!
– вмешалась Устя.
– В них темно, як в самоварной трубе в полночь. Громадяны приходят и уходят, родычи набегают, обернется, хвостом крутнет, глянь, нэма! Кто родыч, а кто так себе, чтобы очи отвести...
Милиционер с опасливой ласковостью в голосе перебил ее:
– Не все так, Устя, дорогая. Бывает и по-твоему, не спорю. Но мы всем ведем учет...