Секреты людей, которые лечатся водой. Исцеляющая вода вместо таблеток и лекарств
Шрифт:
Здесь Мессинг замолчал, демонстрируя тем самым свою обиду на Петровича, нарушившего, как казалось Мишелю, стройное и прекрасное речевое строение, долженствующее привести к своеобразному пуанту, экспликацией коего призвано было стать слово «озеро». Теперь оно наконец прозвучало, и можно было вздохнуть с облегчением, ожидая следующих выводов Мессинга, с которыми, впрочем, мой друг не спешил или, как он любит говорить, не торопился спешить.
Где это озеро, где этот ключ?..
Только когда мы вчетвером расположились в кафе в центре индийской столицы – нам надлежало перекусить и дождаться автобуса, который должен был отвезти нас на север, – только тогда Мишель продолжил:
– Все просто, коллеги, из обилия гималайских озер нам каким-то образом надобно выбрать одно. И в выборе этом нам никак нельзя ошибиться.
Очередную паузу Мессинга неделикатно нарушил Александр Федорович:
– Друзья мои, пока мы с вами в зоне действия сети – пока работает сотовая связь
– Но каким образом она их узнает? – недоуменно спросил я.
– Настя, – отвечал Белоусов, – располагает куда как большей, чем ваш покорный слуга, информированностью о тех или иных документах, которые мы с ней обрабатывали в Вевельсбурге. Видите ли, дорогой мой Рушель, мое сознание в те вевельсбургские дни было строго направлено на поиск того, что нам тогда было необходимо; вернее, было необходимо вам в Бирме. Лишь в редких случаях, которые могли меня как-то заинтересовать, я делал заметки в блокнот. Так было, когда я увидел в записке Гиммлера фамилию «Никитин». А Настя – совсем другое дело. Она же, не забудем, профессиональная журналистка. Знакомо ли вам, друзья мои, понятие «журналистский подход» в аспекте любого рода обращения с информацией?
Мы молчали, хотя знали, о чем идет речь, уважая привычку Белоусова. И Александр Федорович сам ответил на свой вопрос о журналистском подходе:
– Любой профессионал в сфере масс-медиа, получая ту или иную информацию, всегда отсеивает то, что ему не нужно. Но при этом все отсеянное оседает на задворках его сознания, чтобы в нужный момент, когда таковой настанет, выйти наружу к вящей пользе своей и чужой.
Настя рассказывает об озере Мертвых
Белоусов извинился и раскрыл свой ноутбук, на котором стал с завидной быстротой набирать послание для Насти. Когда письмо отправилось, Александр Федорович по своей привычке стал ждать ответа. И если обычай Белоусова задавать вопросы самому себе мною принимался безоговорочно хотя бы потому, что Александр Федорович тут же сам и отвечал на свои вопросы, то вот эта особенность ждать ответа у дисплея почему-то нервировала. Ну где гарантия того, что адресат именно сейчас включил электронную почту и заспешил с ответом? Однако в который раз мне пришлось убедиться, что мой друг знает, чего ждет, и знает, когда ждет. Через четверть часа мы читали Настин ответ:
Дорогие друзья!
Не составило труда вспомнить то, что вас интересует. С радостью смогла поднять с пыльного чердака моей вевельсбургской памяти один момент, который тогда – в дни пребывания в Вевельсбурге – был мною зафиксирован, но в силу недостаточной отрефлексированности напрочь забыт. Понадобился толчок, чтобы вспомнить. И вот этот толчок состоялся благодаря письму Александра Федоровича. Но ближе к делу, друзья! Среди многих документов Аненербе, которые я отсматривала или, как говорят работники архивов, отрабатывала, попался и такой, который, конечно, дословно привести не смогу, но хотя бы передам общее содержание, а точнее, то, что осталось в моей памяти от этого содержания. И между тем ручаюсь за аутентичность на уровне сугубо информативном. Итак, бумага направлялась в штаб Аненербе из Гессена, составителем значился некий профессор-гидролог, скрывавшийся под именем «Эдвард». Думаю, что наше с вами внимание должна привлечь уже его профессия – специалист по воде и всему, что связано с водой. Судя по всему Эдвард работал в Гессене, и при желании отыскать его следы вполне возможно. Но пока в этом нет необходимости. Если верить той бумаге, о которой я рассказываю вам, то Эдвард, как представляется, занимался экспертной оценкой прилагаемых к ней проб воды. Пробы эти доставлялись из Азии (помните: номинация «Чили») и довольно детально описывались. Сразу скажу: ни одна из описанных в бумаге проб воды не была чем-то примечательна – довольно-таки банальный набор, характерный для воды как таковой. Однако бросалось глаза, что все пробы были взяты исключительно из озер. В сводной таблице названия были зашифрованы числами, но к каждой непременно добавлялось слово «озеро». Например, «Озеро 8» или «Озеро 19». В общей сложности озер было около дюжины, но числа были самыми разными; самым большим было «145». Вероятно, эти числа соотносились с каким-то общим реестром, которого я тогда найти не смогла, да и, признаться, не искала. Самое же интересное было в финале: там говорилось, что экспедиция не прекращает своих поисков, а все ближе и ближе подходит к озеру под номером «88». Две восьмерки! Вот когда я сейчас вспомнила об этом числе, я сразу бросилась к телефону. В одной из петербургских газет работает мой давний товарищ, специалист по нумерологии, не раз приходивший мне на помощь, когда дело касалось чисел и их значений. И этот человек опять помог мне. Оказывается, числовая номинация гидронимов не была изобретением аненербевцев. Гидрологи всего мира давно, еще с XIX века используют ее в своей практике. По Азиатскому реестру, разработанному тогда англичанами-колонизаторами, две восьмерки означали некое озеро Мертвых. Только вот любого рода комментарии касательно этого озера (его местонахождения, специфики воды, площади,
Удачи вам на вашем непростом пути!
Ваша всегда
Настя Ветрова.– Теперь хоть ясно, что искать, – проворчал Петрович. – Только название мне не нравится: озеро Мертвых…
– Имена не выбирают, – глубокомысленно изрек Белоусов.
– А и правильно, что Настя едет в Вевельсбург, – заметил Мессинг. – Согласитесь, коллеги, там у нее куда больше шансов отыскать документы по той экспедиции 1943 года, нежели, скажем, в Санкт-Петербургской библиотеке Академии наук или в Архиве Пушкинского Дома.
Обратная связь через гидропередатчик– Постойте, господа, – мой вопрос возник неожиданно для меня самого. – Мы убедились в способности кристаллического гидропередатчика транслировать информацию от нас, благо шкатулка находится в нашем распоряжении. Но каким образом мы сможем получать ответы от Кольки или Насти?
– Я все предусмотрел! – заявил Мессинг безо всякой паузы. – Вашему вниманию в тот вечер в доме Петровича был продемонстрирован лишь один экземпляр передатчика – тот самый, который сейчас в моем рюкзаке. Мы же с Колькой помимо этого кристалла изготовили еще два. При их помощи на связь с нами смогут выходить и Колька из Петербурга, и Настя из Вевельсбурга. Я уже сбросил Насте эсэмэс, чтобы она взяла у Алексии один из двух оставшихся в России кристаллических гидропередатчиков.
Мы едем на север Индии Тем временем подошел автобус, которому предстояло везти нас на север Индии, к южным отрогам Гималайских гор, в глубине которых и пряталось от глаз простых смертных Мертвое озеро. Когда автобус уже тронулся, от Насти вдогонку пришла эсэмэска:Мертвое озеро охраняют брахманы.
Про брахманов
– Кто такие брахманы? – осведомился я у Мессинга, когда мы разместились в автобусе.
– Изначально, – отвечал Мессинг, энциклопедическим знаниям которого мог позавидовать даже Google, – брахман с ударением на первом слоге – это молитвенная формула в индуизме, вербальная экспликация высшего универсального принципа. Позднее так стали называть верховного бога-творца. Но нас, Рушель, в предложенном контексте интересует другое значение этого слова – уже как раз с ударением на втором слоге. Подобно тому, как в русском языке слова «за́мок» и «замо2к» различаются только ударением, так и в хинди различаются «бра́хман» и «брахма́н». О первом я уже сказал – это корневое, исконное слово для индуизма. Слово же «брахма́н», коллега, вторично по отношению к «бра́хман» и означает оно…
Мессинг взял паузу. Нас выручил Белоусов, сидевший в автобусе через проход от нас и слушавший разговор:
– Брахма́н в индуизме, дорогой Рушель, это…
– Я сам скажу! – закричал Мессинг так, что даже водитель обернулся на нас и строго посмотрел.
Здесь, конечно, мы все, включая Мишеля засмеялись, а Белоусов пафосно резюмировал:
– Опыт показывает, что лучшее средство борьбы с паузами Мишеля Мессинга – заполнение этих пауз тем, что он хочет сказать сам.
– И все-таки, – не выдержал я, – кто такие эти брахма́ны, что охраняют Мертвое озеро?
– Это, – безо всякого промедления отвечал Мишель, – жрецы, обслуживающие в индуизме культ творца мира Брахмы. То есть, коллеги, интересующее нас Мертвое озеро было долгие годы недоступно для европейцев, потому что его берегли жрецы. Но у нас с вами есть одно преимущество, о котором наши возможные противники даже и не догадываются.
– Вы, Мишель, имеете в виду документально зафиксированный опыт Аненербе, который уже завтра начнет осваивать Настя? – спросил Белоусов.
– Отнюдь, мой друг, – ответил Мессинг. – Сейчас я говорю о преимуществе иного рода. Брахманам помогает Брахма, а нам помогают дети – наши золотые Колька и Полька!
– Что с того, Мишель? – риторика Петровича сбила весь пафос с вывода Мессинга. – Самые обыкновенные дети.
– Категорически не согласен! – чуть не прокричал Мессинг. – Дети эти необычные, в чем все мы могли убедиться не раз. Понимаете, коллеги, Полька и Колька, эти трехсполовинойлетние близнецы, мои любимые внучата и по совместительству дети нашего носителя обыденного сознания, скептика Петровича, дети как минимум неординарные и, уж точно, уникальные. Не хотел употреблять это слово, но скажу: Колька и Полька – индиго. Так теперь называют тех, кого раньше называли вундеркиндами. Разница, пожалуй, лишь в том, что способности прежних вундеркиндов обыватели объясняли с позиций материализма, тогда как дар детей-индиго они склонны связывать то с вмешательством внеземных цивилизаций, то с влиянием давно минувших дней.