Selbstopferm?nner: под крылом божественного ветра

Аверкиева Наталья

— Молодая жена Токио-Билла пострадала от ревности его брата-близнеца Тома. Прекрасное лицо девушки в сильных кровоподтеках и ссадинах. Медикам она сообщила, что Том уже давно преследует новобрачных, — продолжал гундосить телевизор.

Я даже рот приоткрыл от удивления.

— Что ты врешь, сука? — процедил экрану.

— Том категорически против наших отношений, — видимо на последнем издыхании вещала Тина, заламывая руки и закатывая глаза. — Накануне он разнес нам все в доме, пытался убить меня. Это все наркота! Том давно употребляет! А потом он становится таким жестоким! За что мне все это? Том ужасно ревнивый. Он не дает нам с Биллом прохода с самого

начала наших отношений. Он даже настраивает против нас всю семью, а мой несчастный муж очень из-за этого страдает. — И она трогательно разрыдалась.

— Погоди, вот выйду, и тогда испытаю кайф по полной, когда закопаю тебя той самой лопатой, с которой я за тобой гонялся, — прошипел я мстительно.

— Когда врачи «скорой» приехали на вызов, — с праведным гневом в голосе продолжала вещать дикторша, — они не смогли узнать в этой прекрасной молодой женщине всегда очаровательную и улыбчивую Тину Каулитц. Лицо опухло от побоев, под левым глазом — огромный синяк. Она едва могла говорить, жаловалась на сильное головокружение и тошноту. Оказав женщине первую помощь, медики отправили телефонограмму в полицию. Судя по характеру травм, у того, кто ее избил, тяжелая рука и жестокое сердце!

— Пошла на хуй! — ругнулся я на телевизор.

— Для определения точного диагноза фрау Каулитц назначили консультацию у лор-врача и офтальмолога, сделали магнитно-резонансную томографию головы и электроэнцефалограмму, — сообщил дядька в белом халате.

— Тина старается как можно реже выходить из своей палаты люкс, она не хочет, чтобы ее видели в таком виде, — патетично возмущалась дикторша.

— И пусть охрану себе закажет, сука! Зря она надеется, что я буду таким же добрым, как Мария, — ухмыльнулся я и переключил канал. Несут какой-то бред с утра пораньше. Все настроение испортили. Надо обязательно связаться с Йоахимом.

Обед в моем беззвездном мотеле был скуден, но в целом вполне съедобен. Я так и лежал на кровати, щелкал каналы, смотрел новости о себе, любимом, и уже даже не злился. Было забавно, как искажается информация от канала к каналу. Показали неизвестного мне полицейского, который сообщил, что по факту избиения фрау Каулитц уже приняты меры и виновный, то есть я, задержан и содержится под стражей. Потом выяснилось, что я был буйным в момент задержания и себя не контролировал. Так, во всем этом есть только один положительный момент — Йоахим уже в курсе, где я, и, скорее всего, занят моим освобождением. Отрицательных моментов гораздо больше. Надо подать встречный иск на Тину за клевету. Интересно, а что Билл скажет? Погоди, а что он может сказать? Он увел Тину от меня в нормальном состоянии! Он же знает, что я ее и пальцем не тронул. Ну, почти не тронул. Точнее тронул, но не так сильно. Чертова сука! Мстит мне за Югендамт. Надо еще подумать о студии. Билл не отдаст ей студию. Он же понимает, что тогда это будет всё, конец — здравствуй, белая простыня, памятник и цветочки по праздникам! Студия и авторские — это его единственный источник дохода. Если Тина заберет студию, Билл останется без денег, ему натурально не на что будет жить. Пока близнеца содержу я, объективно говоря. Господи, сколько же на моей шее иждивенцев… А если со мной что-то случится, если меня реально посадят, то куча народа останется без средств к существованию? Я рассмеялся. Бля… Я ж еще и Тину содержу! Мама, роди меня обратно! А может правда в тюрьму? Не так уж тут и плохо, если посмотреть изнутри — кормят, поят, делами заниматься не заставляют. Буду читать книги, смотреть телевизор, выступать на тюремных концертах.

Я закрыл глаза. Как мне все надоели.

— Том Каулитц, на выход, — открылась дверь. Я как раз собрался вздремнуть после ужина.

Я вопросительно изогнул бровь. Вставать очень не хотелось.

— А можно я тут еще полежу? — простонал.

— На выход, — повторил полицейский.

Я нехотя поднялся и побрел к двери.

— Вы даже не представляете, что сделает со мной жена из-за того, что я не ночевал дома и целый день провел черт знает где, — ныл я полицейскому. — Можно я у вас останусь? Тут безопасней.

Он недовольно зыркнул на меня и я заткнулся.

— Том! — быстрым шагом направлялся ко мне по коридору адвокат. — Наконец-то!

— Что-то вы явно очень торопились, — недовольно буркнул я, бредя за полицейским. Мы обменялись рукопожатиями.

— Мы всю ночь на ногах были. Только сейчас добились твоего освобождения, — тараторил друг.

— Почем нынче воздух свободы?

— Бесплатно.

Мы зашли в кабинет, где нас встретил крепкий мужчина лет пятидесяти в штатском. Его я в новостях не видел.

— Мой подзащитный до сих пор не оправился от пережитого потрясения! — гневно начал Йоахим. Мне осталось только состроить жалобную рожу и кивнуть. — В моей богатой практике еще не было подобного недопустимого ареста! Вы понимаете, сколько стоит один день этого человека? Он понес значительные убытки, пока находился в заключении!

— Не преувеличивайте, герр Хайдер. От того, что у вашего подзащитного образовался внеплановый выходной, еще никто не умирал.

— Он не простой служащий! Вы хоть понимаете, какой ущерб нанесен его репутации?

— Я бы для начала решил проблемы в семье, а потом пекся о репутации. Присаживайтесь, герр Каулитц.

Я послушно сел на предложенный стул. Он протянул мне какие-то бумаги и ручку.

— Распишитесь здесь, — перевернул страничку, — здесь, — еще одну, — и здесь.

— Что это? — Глаза быстро бегали по строчкам.

— Постановление о вашем освобождении и штраф за хулиганство. Пока следствие продолжается, я прошу вас не покидать пределов Берлина и своевременно информировать меня о своих передвижениях за город.

Я расписался.

— И это всё?

— Да, вы можете идти.

— Но… А суд?

— Дело еще находится в производстве.

— А допрос? Вы ничего не хотите у меня спросить?

Он испытывающее посмотрел на меня, будто размышляя, есть у него вопросы ко мне или нет. Потом отрицательно покачал головой.

— Погодите, а кто тогда избил Тину?

— Мы работаем над этим.

— Но она действительно избита?

— Да. Я разговаривал с ней вчера вечером. Она четко описала вас, в чем вы были одеты, — он указал жестом на мою одежду, — время, место. Назвала ваше имя.

— Но я не бил ее! У меня и алиби есть.

— Да, я уже в курсе вашего алиби. Почему она назвала ваше имя?

Я неравно дернул плечами.

— Полагаю ответ, что она просто тупая дура, которая ненавидит меня и мою семью, вас вряд ли устроит?

— Да, к делу это не подошьешь. Разберемся. Вы свободны, герр Каулитц. Штраф можете оплатить в любом удобном для вас банке.

— Совсем свободен?

— Да, совсем. Всего хорошего.

Мы с Йоахимом покинули кабинет следователя и направились к выходу. В голове царил какой-то хаос из мыслей. Ничего не понимаю. Меня же даже не допросили? Зачем тогда так спешно задерживали? Бред какой-то.

— А откуда ты в курсе про мое алиби? — повернулся я к Йоахиму.

Он закатил глаза и тяжко вздохнул: