Сельва умеет ждать
Шрифт:
Жако замолчал, стряхнул с крепко поцарапанной лысины солидный комок розового крема и сокрушенно заключил:
– Сette histoire peut compromettre la reputation de mon restaurant… [19]
– Не бзди, Яша, – ободряюще сказал Алексей, привычно вытаскивая бумажник. – Вот, бери сколько нужно.
Платиновый блеск кред-карты категории «Дубль-Экстра» воодушевил кондитера чрезвычайно.
– О, messeur, как ви могли думаль, что Жако хотель получать от ви жальки, несчьястни кред? – с искренним возмущением вопросил он, сноровисто перещелкивая с карты в кредитницу девятнадцать рупий, почти две полные секции. – Non ces ne en coutume fils beau Angoue-de-Cavigniaque, mieux de planete nouveau France… Pour tel capacite seulement mepriser Alemand… пфуй!.. tautes les ces especes de cochon, ces venaux, ces deshonnetes les aeridanes aevestois et tous les autres Allemades… [20]
19
Эта
20
Нет, это не в обычаях сынов прекрасной Анжу-на-Кавеньяке, лучшей из планет Новой Франции… На такое способны только презренные немцы… эти продажные, не знающие чести эриданские, эвестийские и прочие германские свиньи.
Надув разрумянившиеся щеки, Жако тяжко задумался.
– Si moi honorable hote me permettent, j…irai chercher… – сообщил он тоном, исключающим всякие сомнения, – une petite bouteille, seuleument une seule bouteillt de cognac «Napoleon»… – Глаза его сверкнули, а сам он встрепенулся, словно старый боевой конь при звуках походной трубы. – Le cognac, que notre empereur Napoleon le Grand avait aime et en goutait parfois. [21]
Заскучавший было Алексей смотрел на кондитера не без интереса.
21
Если мой уважаемый гость позволит, я хотел бы поискать… маленькую бутылочку, только одну-единственную бутылочку коньяка «Наполеон». Коньяка, который любил и изредка отведывал наш великий император Наполеон.
– Je serai ravi de choquer les verres avec un heros, – указывая глазами на лопасти вентилятора, сказал француз. – C…est que, moi-meme, je suis vieux soldat et je coserve encore dans ma memoire le souvenir des jours de la gloire orageuse de mon lointain ancient village Patrie. [22]
Коньяк, извлеченный им тут же из кляксоподобной дырки в некогда навощенном, а ныне практически отсутствующем полу, источал аромат, способный оживить и выработавшего срок зомби. На фоне этого подарка обонянию даже стократ увенчанный лаврами запах семнадцатизвездочного «Вицлипуцли» показался бы сортирной вонью.
22
А я рад буду чокнуться с героем… ведь я сам старый солдат и сохранил еще кое-что в своей памяти о бурных днях славы моей далекой древней пра-Родины.
– En temps de Napoleon le Grand, encore jusgu… a du Crise Premier, – разливая по первой, Жако благоговейно возвел очи горе, – la maison de commerce «Lenon» a Paris de Staraja Zemlja avait mis sur le marce, en honneur de la garde imperiale, une nouvelle espece de cognac. Le voila! Faites attention, messieur, a la forme de cette bouteille, au portrait de Napoleon le Grand, a son visage. Oh-oh… C'etait un homme unique et si j'etais ne chutes Sibiries neiges, non marechal Stalin avecc illes horribles Ka-tju-cha-es et, pardonnes-moi, no entete russe ressemblant a sur barbarie, ciclоpes en Malachaies avaient fait preuve apres la pris de Moscou, – il avait pu etre jiusqu… a present Empereur tous les deux Frances et Angou-de-Cavigniaque et maitre de la moitie du monde, – Жако секунду-другую посомневался, но все же решился продолжить, – mois il peut-etre meme et le Suprasser President de Federation Galactique! [23]
23
В царствование великого императора, еще до Первого Кризиса, торговый дом «Ленон», что в Париже на Старой Земле, выпустил в честь императорской гвардии особый сорт коньяка. Вот этот! Обратите внимание, месье, на форму бутылки, на портрет Наполеона, на черты его лица… О-о… Это был единственный, неповторимый человек, и если бы не сибирские снега, не маршал Сталин со своими ужасными Ка-тью-ша-ми и, прошу прощения, не русское упрямство, похожее на варварство, которое эти циклопы в малахаях проявили после падения Москвы, он и до сих пор был бы императором обеих Франций и Анжу-на-Кавеньяке и властелином мира… а может быть, даже и Его Высокопревосходительством Президентом Галактической Федерации. (С третьего захода Жако начинает говорить с жутким акцентом.)
– А не фиг было ему переть в Москву, – сказал Алексей Костусев, с удовольствием опрокидывая третью стопку императорского коньяка. – Жрал бы себе дома спагетти, глядишь, все бы и наладилось.
Жако поперхнулся, забегал глазами, что-то сообразил и закивал.
– Oh, oui, c'etait la faute de ce grand homme, mais, meme les genies se trompent. [24]
– То-то
Спустя два часа, когда полиция давно уже отгородила развалины кафе от толпы досужих зевак двойной линией оцепления и краснолицый полковник, все так же игнорируя находящихся в помещении, принялся все же деликатно покашливать в кулак у входа, Алексей и Жако были уже кровными братьями.
24
О, да, это была ошибка великого человека, но и гении ошибаются.
– Cette beau chalie tres sur et non accessible, – жарко дышал в костусевское ухо кондитер. – Je personel vi tracer projet, je personel aller sur dimanche choisir cjnstrution materiaux. Ne pour me, non! – Он ударил себя в пухлую грудь. – Pour gul Jaquos ne rougir a couse de me, si une fois pluis et vent le soir, en le moison frapper Empereur Napoleon le Grand. – Жако всхлипнул. – Il arriver, il oter etre mouille bleu redingote et triangle chapleou, il titer Jaquos au de oreille, comme autrefois, et demander: «Gul, caprale Le Jeif, mon vieux devour grognon, est-il possible tu permrttre les tiennes Empereur de nauveau se trouver en bras malediction origiginairen de Ile?»… – Тяжелая связка ключей, тихо звякнув, легла в карман блейзера. – Prendre clef, bon ami, inscrire adresse et ensuite moi etre libre… [25]
25
Это прекрасное шале, очень надежное и неприступное… я лично чертил проект, я лично ездил по воскресеньям закупать строительные материалы… Не для себя, нет!.. А чтобы Жако не пришлось краснеть от стыда, если однажды, дождливым и ветреным вечером, в его дом постучится великий император Наполеон… Он войдет, он снимет промокший серый сюртук и треугольную шляпу, он дернет Жако за ухо, как бывало когда-то, и спросит: «Ну что, капрал Ле Жюиф, мой старый верный ворчун, неужели ты допустишь, чтобы твой император опять попался в лапы проклятым островитянам?» Возьми ключи, дружок, запиши адрес, и тогда я буду спокоен.
– Яша, – дрожащими губами выдавил Алексей. – Яшенька…
Поцелуй был долог и восхитителен.
А уличный ветерок в считанные секунды развеял нежный, совсем не мешающий думать хмель.
Привычно проигнорировав первые два клетчатых аэрокара, Алексей легко, не коснувшись стремян, прыгнул в салон третьего и, откинувшись на пружинистую спинку гидрокресла, назвал адрес.
– Йес, сэр, – отозвался таксист.
Водилой оказался кибер, и это было совсем хорошо. Свидетеля так и так оставлять нельзя, а зачищать живого человека как-то не очень удобно. Даже в случае крайней необходимости.
Тихая музыка заполнила салон, и Алексей расслабился, подчиняясь вкрадчивой, уговаривающей помедитировать мелодии.
Фортуна не подвела.
Он, Алексей Костусев, по-прежнему жив. А они опять остались с носом.
Все в порядке.
Вот только внутренний голос никак не желал угомониться. Бурчал, отвлекал, нашептывал, требуя немедленно вспомнить что-то упущенное из виду, очень, очень важное, столь настойчиво, что пришлось подчиниться.
Синие и красные круги поплыли перед закрытыми глазами.
И Алексей вспомнил.
Вот оно.
Сплошной сине-красной вязью полинезийских тату были покрыты лица грубых ребят из кондитерской. Всех. И гея, и толстяка, и негра. И даже стервочки-шатенки. Следовательно…
Холодные мурашки побежали по спине.
Такими узорами щеголяют только люди братьев Хоттабовых.
А если дошло до этого, значит, прятаться осталось недолго. Братья – это уже наивысший класс. Особенно Умар…
Музыка тем временем всплеснулась еще нежнее, еще надрывнее, но пассажир попросту не слышал ее. Впервые за последние недели тренированная логика и веселое хладнокровие дали трещину.
Нет, Алексей Костусев ничего не забыл, не простил и вовсе не собирался сдаваться. Но сейчас он готов был поменяться судьбой с кем угодно. Сказать по правде, даже с Толиком Ворохаевым…
А зря.
Ибо в то самое время, когда пропитанный солнцем нектар богов, божьих помазанников и гвардии, которая умирает, но не сдается, уже по третьему заходу опалив гортань, растекался по жилам собутыльников, Анатолий Иванович, морщась, ерзал на неудобно узком железном стуле, намертво привинченном к бетонному полу строго посреди массивной клетки для особо опасных подсудимых, а унтер-аудитор Вошь-Тыкайло, пожилой сухощавый хомо с сиротливым шеврончиком на потрепанном прокурорском мундире, отменной камердинерской выправкой и кислым лицом человека, уже в момент зачатия ушибленного собственной фамилией, явно и откровенно наслаждаясь значимостью момента, прокручивал на стареньком, давно уже официально списанном и утилизированном компе очередной лист следственного дела…