Сельва умеет ждать
Шрифт:
Желтая повязка колыхнулась. Говоривший поклонился народу и судьям, затем, придерживая ладонью длинный ттай, молодцевато вернулся на место и застыл по левую руку М'буула М'Матади.
Люди проводили его молчанием. Недавно еще говорливые, сейчас все они были молчаливы, сумрачно-сосредоточенны, и только со стороны, где расположились женщины, слышались проклятия и брань в адрес Кштани.
– Нечего переводить, – буркнул Мещерских в ответ на невысказанный вопрос Криса. – Лаются, дуры. Между прочим, половина из них такие же шлюхи, если не хуже. Верно говорю, Ромуальдыч?
Ромуальдыч
– Йа Тха-Онгуа ут'кху, кйа Тха-Онгуа утммуакти тху, – поднимаясь с места, нараспев произнес каноноревнитель.
– Тха-Онгуа йкутху мтуа! – ответила толпа, кто громко, кто вполголоса, кто благочестивым шепотом.
– Итак, начинаем суд, дети Творца. Судить будем мы, жители Ткумху, и весь народ по правде, по закону предков, завещавших нам «Первозаповедь», – поднимая над головой желтый камень, продолжал ийту. – Все ли вы знаете дело, которое собрало нас тут?
– Все, все знаем, – донеслось отовсюду.
– Тогда пусть выходит сюда почтенный Йайанду и прилюдно расскажет, что знает, – обращаясь к народу, предложил ийту.
Из толпы вынырнул сумрачный, с хмурым лицом и растерянным взглядом человек в рваной зеленой рубахе секон'Дхэн'Дъ и непромокаемых галошах. Держась мозолистой ладонью за сердце, он приблизился к судьям и неловко, с достоинством поклонился.
– Говори! – коротко сказал ийту.
Толпа, затаив дыхание, напряженно слушала.
– Что говорить, – так же коротко ответил Йайанду. – Я всегда был послушен закону. В числе прочих меня взяли прокладывать путь Железному Буйволу, и я копал землю не хуже остальных. Скажу правду: платили мне очень хорошо. – Он вытянул ногу, не без гордости предъявляя городскую обувку, но тут же вновь помрачнел. – И когда мне соседи сказали, что женщина, которая пришла в мой дом из рода Момод'У Диолло, – протянул он с невыразимым презрением, – ведет себя, как сука, как блудливая мйау, я не поверил…
– Подробнее, подробнее! – крикнули из толпы.
– Говори подробнее, почтенный, – подтвердил ийту.
Йайанду пожал плечами.
– Покидая дом на десять десятков дней, я подумал: зачем мне на это время жена? Как делают многие, я отвел ее в поселок Могучих и велел найти мужчину, который пожелает в мое отсутствие наслаждаться ее ньюми, а плату я определил в два крьейди…
– Не много ли? – озабоченно спросил ийту.
– Я муж, и мне лучше знать цену ньюми моей жены. – Йайанду гордо подбоченился, но тотчас вновь сник. – Вернувшись домой, я получил от нее не два, а три крьейди, и она сказала, что ее Могучий готов платить мне столько же каждые три десятка дней, которые она проведет в его доме…
– Три крьейди? – удивленно приподнял брови ийту.
В толпе завистливо присвистнули. Йайанду приосанился.
– Какой мужчина откажется от предложения глупца? Я подумал: мне хватит второй жены, а если нет, то за полкрьейди в три десятка дней я всегда найду себе временную жену. Разве не так?
– Справедливо и умно, –
Йайанду нахмурился.
– Все подтвердят: я был доволен своей добычливой женой. Но пришел М'буула М'Матади, и я прозрел. Я подумал: негоже женщине нгандва радовать своей ньюми презренного Могучего. И я послал сына сестры в поселок Могучих, приказав взять плату за последние три десятка дней, а жену привести обратно ко мне. Но эта сука…
В толпе послышались голоса, насмешливые возгласы, вздохи. Ийту строго глянул, и все стихло.
– Я сам из достойного и твердого в соблюдении обычаев рода. Мне негоже произносить имя этой…
– Твари, грязной блудни! – выкрикнула какая-то женщина.
– Это сказала ее мать, – указав на кричавшую, промолвил Йайанду. – Что же говорить мне? Я мужчина, и я хотел узнать правду.
– Каким образом? – тихо спросил ийту.
– Я отправился в поселок Могучих вместе с двумя своими родичами и двумя молодыми людьми из нашего селения. Я хотел, чтобы были свидетели поведения женщины, жившей в моей хижине, – хмуро сказал Йайанду.
Было ясно, что так он назвал жену не только ради соблюдения этикета нгандва, но и потому, что она противна и ненавистна ему.
– И что же? – подал голос один из судей.
– Люди не лгали! В тот же день мы, все пятеро, стали очевидцами бесстыдства этой женщины, – не глядя, показал он пальцем через плечо на стоявшую без юбки, съежившуюся от стыда и страха женщину, укрытую черным колпаком. – Ее не было в доме, когда мы пришли за ней. Она была со своим Могучим в з'Доловой, куда не пускают честных нгандва; она плясала с ним так, как пляшут Могучие, и она целовала его прилюдно…
Толпа оцепенела.
– Кто твои свидетели?
Из толпы вышли четверо, по виду – станционные рабочие, укладчики или землекопы. Один был еще очень молод, весен семнадцати, не старше, прочие повзрослее.
– Мы! – в один голос сказали они, приблизившись к судьям.
– Поклянитесь перед Высью, что каждое ваше слово – правда и что ложь не осквернит вашу совесть.
И ийту, время от времени поглядывая на бесстрастно молчащего М'буулу М'Матади, коротко произнес несколько фраз из «Первозаповеди», говоривших о святости домашнего очага нгандва'ндлу, людей нгандва. Потом все четверо, ничего не понявшие из древних, непривычно звучащих слов, подняли руки и, поцеловав солнечный луч, замерший на поднесенном ийту камне, начали рассказывать подробности того, что видели своими глазами…
Внезапно все замерло. Стало так тихо, что слышен был летучий шорох осыпающегося под порывами ветра песка и легкий шум деревьев, отстоящих на самом берегу Уурры, довольно далеко от места судилища.
– Так это все и было, – завершил рассказ старший из свидетелей, и все четверо, повинуясь разрешающему кивку ийту, вернулись на свои места.
Каноноревнитель сокрушенно покачал головой.
– О времена… Скажи, почтенный Йайанду, хочешь ли ты добавить что-либо к тому, что уже сказано?..