Семь историй Чарли-Нелепость-Рихтера
Шрифт:
— Есть разговор!
— А, это ты, — он узнал меня по голосу, — Чарли, я сейчас не в настроении разговаривать.
— А я и не спрашивал в настроении ты или нет, — заявил я с порога, подтаскивая стул поближе к подоконнику, и уселся так, чтобы видеть лицо Питера. Так и есть: глаза сухие, но красные. Дьявольщина!
— Свали отсюда, сделай милость.
— Ага, сейчас. Только шнурки поглажу, — саркастически пообещал я, — Только сначала ты меня выслушаешь. А будешь сопротивляться, я привяжу тебя к табурету и еще пару психологов приволоку, вот тогда запросишь пощады.
Он даже не улыбнулся. Плохо. Я сменил тон.
— Пит,
Выглядел он и впрямь отвратно — лицо заострилось и посерело, под глазами залегли серые тени. Питер качнул головой:
— Не помню я. А что, это имеет значение?
— Еще какое! — возмутился я, — Пит, ты, что, хочешь угробить себя?
Он ничего не ответил. На Питера было жалко смотреть — он казался совсем сломленным, опустившим руки. Но показать то, что я его жалею было бы подлостью. Не думаю, что ему нужна была жалость от кого бы то ни было.
— Питер Чейс, чтоб тебя! — разозлился (или притворился, что разозлился) я, — Может, хватит, а? Тебе радоваться надо, что твои предки живы и здоровы, и есть шансы, что вы с Джой их снова увидите. А ты построил из себя… ну, не знаю, барышню кисейную! Давай, — дожимал я, — Валяй, жалей себя, поплачь в одиночестве, ты ж такой один, мистер Уникальность! К твоему сведению, Питер, здесь интернат, а это значит, что практически все живут без родителей! И не устраивают по этому поводу траур!
Меня в секунду прижало к стене — я даже не сразу понял, что это Питер вскочил с подоконника и схватил меня за воротник свитера. Отлично, реакция пошла.
— Ну, давай, бей! Что, правду слышать не устраивает? Конечно, с тобой же все носятся, ах, бедняжка, у него психологическая травма, он так переживает! — рявкнул я. Питер с полминуты буравил меня яростным взглядом, но потом снова погас, посерел.
— Дело не в этом, — сказал он, наконец.
— А в чем?
— Я… я…
— Убийца? — подсказал я ему шепотом. Питер поднял на меня глаза. — И что?
— А то, что я убил человека.
— И что? — повторил я, — Ты его мучил? Пытал? Специально вел за ним охоту? Ограбил еще теплый труп? Или чего похуже?
— Я его убил, — сказал он, игнорируя мои циничные намеки. Я не выдержал:
— Ты был пацан. Мальчишка одиннадцати лет. И ты защищал свою семью. Да, ты умудрился затолкать это в самые глубины памяти, а теперь вдруг вспомнил, но это не повод ударяться в депрессию.
— А что бы ты делал на моем месте?
Я выдохнул. На его месте… Мне вспомнился один эпизод из той, прошлой моей жизни, вспомнился так отчетливо, так ярко, что меня передернуло, от того, какой все-таки скотиной я иногда мог быть, но я сказал честно:
— А с чего ты взял, что я не бывал на твоем месте, а?
— Чарли…
— Что вы все заладили: Чарли, Чарли… — отмахнулся я, — Я просто принял, что я на такое способен и постарался больше так не делать. Но, поверь, это было не так благородно, как в твоем случае.
На безжизненном лице Питера появилось слабое подобие любопытства:
— Как это?
— А так. Думаешь, я бродяжил от хорошей жизни? Мы все ходили по краю — воровали, дрались, грабили магазины. А однажды просто не удержались. Подумаешь, старик с улицы, кому он нужен… — я говорил тихо — не для того, чтобы Питер услышал и воспринял каждое слово. Мне и самому непросто было вспоминать. Никому раньше я этого не рассказывал. Риди знал, конечно, что тогдашняя моя компания состояла, мягко выражаясь,
— И? — спросил Питер с каким-то жадным интересом.
— И все. Ты же слышал, как я бредил во сне? Так вот, каждую ночь я и вижу его.
Питер охнул, зябко повел плечами, но тусклые глаза постепенно наливались синим цветом. Сейчас полезет с помощью и очухается, решил я.
— И-извини, — пробормотал он, заикаясь. — Я не хотел тебе об этом напоминать.
— Ты и не напоминал. Я сам рассказал. Пит, ты вот что… давай уже, выходи из всего этого, а то Джой беспокоится, — грубовато сказал я и хлопнул его по плечу. — А я, пожалуй, пойду.
Я вышел от Питера и побежал в свою комнату. И лишь там я перевел дыхание — воспоминание все же было слишком тяжелым.
* * *
Приближалось Рождество. За прошедшие дни мало что изменилось — в новостях все так же показывали фрагменты из съемки штурма, клятые журналюги даже прикатили в школу, но Полина их моментально отшила, и до Питера с Джой они не добрались — но все-таки жизнь продолжалась. Питер "отошел" от своих проблем, то ли благодаря нашему разговору, то ли после психологических консультаций, начал улыбаться, и даже подрядился играть на утреннике для детворы Санта-Клауса. Услыхав про эту новость, я тотчас предложил ему пару кандидатур на роль северных оленей (Тони Лестер, несмотря на наши улучшившиеся отношения, был первым в списке), но Пит с серьезным видом отказался, заявив, что полезет в дымоход, а с упряжкой это будет проблематично. В один из выходных я отпросился в город дабы выбрать подарок для Рахиль, официально вошедшей в статус "моей" девушки, а на самом деле пошатался по городу, заглянул в несколько магазинов, потратил стипендию за несколько месяцев и, наконец, заявился к Риди в участок.
Увидев меня, он многоэтажно выругался:
— Нельзя же так пугать, Чарли! — сказал он, когда я сообщил, что просто проходил мимо, — Я-то уж было подумал, что опять все праздники придется нянчиться с тобой!
— Напомни мне, пожалуйста, почему я испытываю к такому сукиному сыну, как ты, дружеские чувства? — поинтересовался я. Риди хмыкнул:
— Потому что скоро Рождество, и ты хочешь на подарок больше!
Мы немного поболтали о том, о сем, выпили по огромной чашке хорошего настоящего кофе, поиграли в шахматы (Риди позорно продулся в трех партиях: два раза был "детский мат"), и я уехал, оставив ему подарок — брелок для ключей от машины, выразив надежду, что он выкинет свою археологическую древность на свалку и купит, наконец, нормальный автомобиль. Дик обещал подумать. В итоге, в "Новый Дом" я вернулся только к вечеру, отметился о прибытии у Полины и пошел упаковывать подарки.
Говорят, каждый человек покупает в подарок то, что сам хотел бы иметь. Если так, то мои потребности вышли весьма своеобразными. Питеру я выбрал классный складной нож — зажигалку — штопор — фонарик (и еще с десяток неизвестных мне функций) из немецкой легированной стали. Близняшкам Нильсен — одинаковые симпатичные шарфы, Лестеру — зеркало (на оборотной стороне гравер вывел кое-что про соринку в глазу), а для Рахиль нашел потрясающую книжку Омара Хайама, "Рубайатом" которого она увлекалась, с иллюстрациями.