Семь незнакомых слов
Шрифт:
— Знаете, что? — сказал я сообщнице на обратном пути. — Не выходите замуж. Ни за кого. Кроме меня.
От неожиданности она остановилась:
— Ничего не поняла: вы зовёте меня замуж?
— Наоборот: отговариваю.
— Хм. Ваш юмор становится всё тоньше и тоньше.
— Это не юмор, — я спохватился, что ненароком ступил на опасную территорию, и теперь спешно отползал обратно. — Хотелось сказать что-нибудь на грани бессмыслицы и смысла. Ведь должна тут быть какая-то граница?.. Сочинять откровенную ахинею, если потренироваться, не так уж трудно. А вот такое, чтобы смысл был, но его как бы и не
— Проехали, — Клава тоже не была настроена длить возникшую неловкость. — Значит, говорите, на грани смысла?..
Дня два мы пытались общаться в таком духе:
— Кавычки открываются!
— И вам открытых кавычек!
— Выглядите гарантированно!
— Эклер вам!
— Куда дует ветер?
— Лёгкая облачность. Уже урчит?
— Неплохо бы.
Долго вести разговор кривым способом не получалось: самые простые выражения превращались в головоломку. Пришлось его забросить.
— Как вы и говорили, — подвёл я итог, — язык — про смыслы. Все это интуитивно понимают, а мы — испытали на себе…
По правде говоря, лучше бы мы этого не делали: без видения конечной цели и на эссе, и на самих наших отношениях появился лёгкий налёт бессмыслицы. К тому времени мне пришлось признаться себе: Спектакль стал для меня важней языковых изысканий и гипотетических открытий. И одновременно выяснилась мало обнадёживающая вещь: мне не удастся привязать к себе Клаву навсегда с помощью постели. Начиная с ночи «Р», Клео стелила на полу ленту, обозначая границу, которую мне запрещено пересекать, пока она сама её не пересечёт. Видеть, как я всё сильней наливаюсь желанием и трепещу от нетерпения, кажется, составляло для неё главное удовольствие театрального действия — не менее важное, чем то, что случалось потом.
Посреди ночи «С», мучимый тайными сомнениями, я решился уточнить: ей хорошо со мной? Честно? Честно-честно? Выуженный ответ (не путать с заверениями) последовал не сразу и сводился к тому, что моя подружка обожает секс — ей очень нравится быть нежной и ласковой, нравится, когда её целуют и гладят, нравится сладострастная нега — но ничего сверхъестественного она при этом не испытывает. Поначалу отсутствие оргазмов её беспокоило и вызывало досаду: ну, как же так — где эти волшебные ощущения? Но потом она смирилась с тем, что её случай — далеко не редкость, у многих женщин оргазмы появляются только к двадцати пяти – двадцати шести, у некоторых и вовсе только после родов. Так что — всему своё время, она уверена, что всё у неё будет хорошо. Короче: она не комплексует, и мне не следует.
— Или ты хочешь, чтобы я подыгрывала? Стоны-вопли на весь дом?
— Когда-нибудь так и будет, — пообещал я, — а сейчас зачем?
— Откуда я знаю? Вдруг самолюбие твоего Людоеда страдает?
— Мой Людоед, — произнёс я наставительно, — плачет от того, какая ты родная…
— Какой-то он у тебя сентиментальный…
Начало ночи «Л» показало, что и я, как ни обидно, далеко не стопроцентный альфа-самец — мне есть, над чем работать. Каждый раз, представая в образе Клео, партнёрша по Спектаклю облачалась в новый наряд: чёрному платью последовало пёстрое индийское сари, затем была мини-юбка и топик, на смену им пришло свободного кроя прозрачное одеяние, под которым отчётливо проступало прозрачное же бельё. Неизменными
На этот раз на ней был длинный, до пят, бархатный халат — тёмно-зелёный с огромными маками. В завершение танца Клео скинула его с себя. Под халатом оставались розовые колготки, красные трусики и блузка, которую я некогда грозился разорвать прямо на своей девушке.
Мы пристально смотрели друг друга в глаза.
Ткань с треском разошлась в стороны — легче, чем мне представлялось.
— Рви остальное.
Я ухватил колготки в районе бёдер (ошибка), решительно рванул — да так и застыл с раздвинутыми на метр руками. Резинка растянулась, но уцелела. Оба оторопело глянули внутрь колготок, как в колодец.
Вторую попытку в таких делах не дают. Впервые я увидел, как моя девушка смеётся — не хмыкает, не похохатывает, а заливается и захлёбывается. Она ткнулась головой в мою грудь и слегка присела.
— Да что это за эспандер такой! — возмутился я, отпуская резинку, которая тут же схлопнулась. — Ты специально, такие колготки подобрала?
Клео согнулась и только замотала головой.
— Сейчас ты у меня получишь! — окончательно рассвирепев, я подхватил её на руки и шагнул к постели.
— Прости! — выдавила она сквозь смех.
Позже, когда мне хотелось вспомнить, с чего начался наш кризис, в воображении всплывал именно этот дурацкий эпизод, хотя я твёрдо помнил, что затруднения с эссе возникли раньше.
Подвижки в интимных отношениях всё же имелись: мы перестали стесняться друг друга без одежды. Так неудачно начавшаяся ночь «Л» закончилась совместным принятием ванны — с горами пены. Я первый раз видел сообщницу с мокрыми, прилипшими к голове, волосами. Она казалась забавной и словно ещё более голой.
— Мы в снегу, — вяло пошутил я, — или на облаке?
— В сахарной вате, — в тон мне ответила Клео и вдруг оживилась. — Да, кстати: почему люди так любят сравнивать? Снег — с ватой, пену — с облаком? Облако со снегом? Знаю, знаю: естественные мыслительные операции распознавания предметов. Незнакомые вещи мозг пытается объяснить уже знакомыми, ищет сходства и различия, и вот поэтому. Но почему считается: если что-то с чем-то сравнил, то это — красиво? «Зубы — жемчуг», «глаза — сапфиры»? «Хочу тебя, как людоед вегетарианку»?
— Во всём так, — ответил я. — Когда мы голодны, еда кажется вкусной. Влюблённость, которую так романтизируют, продиктована инстинктом размножения. Сравнения — если они так нужны мозгу — кажутся красивыми. Заезженные сравнения раздражают, потому что не добавляют новой информации. По-моему, так.
— И да, и нет, — ответила она после задумчивой паузы,
— Почему «нет»?
— Здесь противоположная цель: сравнения и метафоры применяют не для объяснения себе незнакомых предметов, а для того, чтобы уже известным вещам придать чувство новизны — сделать их слегка незнакомыми.
— Интересно, — сказал я. — В этом направлении мы ещё не двигались.
— Надо подумать, — согласилась Подруга. — И вы подумайте, хорошо?..
На следующее утро бабушка и внучка улетели в Германию, в гости к Клавиным родителям. При прощании перед недельным расставанием, я честно предупредил сообщницу: у нас осталось две ночи.