Семейные хроники Лесного царя. Том 2
Шрифт:
— Хорошо, пап, я буду с ним осторожен, — покладисто согласился Драгомир. — Кстати, я заметил еще кое-что интересное: смена обликов с драконьего на человеческий у него происходит совершенно не так, как это описывается для волков-оборотней. То есть никаких мучительных искривлений костей и суставов при превращении, никаких многочасовых перестроек мышц и внутренних органов. Он просто меняет один вид на другой — при этом оба они истинные! Это как две стороны у монеты. Силь, он ведь часто делает это неосознанно, верно?
Некромант, живо заинтересовавшись рассуждениями своего ученика, позабыл
— Ты прав, он легко может обернуться во сне, например. Раньше я не задумывался над этой его способностью.
— Перевоплощение не занимает больше секунды, так? — продолжал Мир. — Словно есть какой-то невидимый карман в воздухе, откуда он достает свое второе тело и прячет туда первое. При этом оба тела существуют одновременно, но мы можем видеть лишь одно из них. Однако лекарский дар отца воздействует на оба как на единое целое. То есть, даже когда Руун в человеческом облике, у него всё равно есть хвост и крылья, но мы их не видим. Хотя невозможно утверждать, что они невидимы, ведь их невозможно каким-то образом пощупать — их просто нет, и при этом они существуют.
— Малыш, ты прав, это одно и то же тело. Но дело не в «кармане», как ты выразился, а во множественных измерениях пространства, в которых существует двойственная сущность дракона. Представь дом. Ты стоишь так, что тебе виден только фасад здания, поэтому может показаться, что перед тобой плоская стена. Но если имеешь возможность пройти вглубь, то увидишь, что здание имеет другие стены, оно продолжается за счет дополнительного измерения, пересекающегося с первым — ширины и глубины. Это если не говорить о высоте и времени, а ведь с течением лет здание также изменяется. Теперь представь, сколько может быть стен у здания, выстроенного в шести или более измерениях? Нам, живущим в обычном видимом мире, будут доступны только четыре стены и крыша, но здание от этого меньше не сделается. Это как если бы мы пользовались только тремя ступенями лестницы и не имели силы забраться выше.
— О, я понимаю, что ты имеешь в виду, — покивал Драгомир.
— Кстати, у меня где-то был отличный трактат восточного алхимика на эту тему, — вспомнил Сильван, — там прекрасно объясняется сущность множественного пространства…
Яр и Милена довольно переглянулись, Лукерья закатила глаза к небу. Теперь ссоры и недопонимания остались в прошлом, ибо Драгомир показал своему наставнику ненавистного дракона с новой стороны. Руун насторожился, поднял голову: почуял, что два экспериментатора теперь не оставят его в покое, пока не изучат до последней чешуйки.
Двери зала открылись, являя вернувшихся Светозара и Грюнфрид.
— Мышонок!!!
— Папка!!!
— Я так соскучился!
— И я — ужасно!!!
Старший царевич с порога кинулся к отцу, Яр полетел навстречу — на бегу бездумно оборачиваясь легкокрылой крошкой-феей, совершенно не боясь, что в таком виде крепкие сыновние объятия могут оказаться для него роковыми.
— …А ведь отец по схожему принципу уменьшается в крылатую фею: переносит большую часть веса, используя дополнительные пространства, как перевернутое увеличительное стекло! — между тем осенило Драгомира. Он оглянулся на возгласы, улыбнулся: —
Сильвану стало не до научных изысканий. Он поднялся с места, не отрывая взгляда от замершей гоблинки.
— Они так долго ждали этого момента! — тихонько всхлипнула Милка, утирая слезы умиления.
Пока Яр и Тишка шумно обнимались и звонко целовались, Сильван и Грюн в молчании несмело подошли друг к другу. Маг опустился перед дочерью на колено, чтобы заглянуть ей в глаза, сияющие, смущенные, полные слёз счастья. О чем они между собой шептались, никто не слышал, даже они сами. Грюнфрид пыталась что-то беззвучно лепетать, вероятно, просила прощения за свой побег. Но Сильван не понимал ее — сам покаянно твердил о своей вине перед нею, что бросил ее одну на полжизни, шептал одними губами без голоса, оттого что горло сдавило подступившими рыданиями.
— Надо им водички попить, а то икать будут, — озабоченно решила Милена и торопливо вышла из зала, чтобы отдать распоряжение прислуге. Потом царевна громко высморкалась, так что из-за дверей было слышно, и только после этого вернулась к семье, светло улыбаясь.
— Нет, эдак не годится! — выскользнув из рук старшего сына, объявил Яр, поглядев на мага и гоблинку. Мимоходом вернул себе обычный размер, принялся командовать: — Солнышко, подними своего мужа с пола! Окна распахнуты, по полу сквозняки дуют — простудится еще!
В приоткрывшиеся двери робко сунулась мавка с кувшином морса и кружками на подносе. Яр махнул рукой:
— Мышонок, забери, поставь туда. Помоги сестре напоить Силя, а то и ему придется голос возвращать. А я пока… — он подошел к остолбеневшей в ужасном предчувствии Груше.
Та стояла, распахнув глаза, боясь дышать — так пугал ее лесной царь, хотя из присутствующих он был по росту и деликатному телосложению к ней ближе всех.
Яр чуть пригнулся — и, властно положив ладонь на кучерявый затылок, поцеловал гоблинку в губы. Проник в ее приоткрывшийся рот глубоко и настойчиво, не торопясь отпускать.
— Пап, ты что творишь?! — закричал Тишка, пораженный в самое сердце, всплеснул руками, отчего вылил морс из кружки себе на одежду.
— Ха-ха, теперь ты терпи, братец! Мне из-за Ванечки больше досталось! — позлорадствовала Милена. Она успела подхватить пошатнувшегося некроманта под локоть — у Силя подкосились ноги от такого зрелища.
Груша возмущенно мычала, тщетно пыталась отпихнуть от себя наглеца, косилась на Светозара выпученными глазами, налившимися праведным пламенем…
Тем временем Драгомир и Руун, внимательно следя за происходящим, нашли, о чём поговорить между собой:
— Ясно, в кого ты такой бессовестный уродился, — негромко заметил уязвленный Руун. — При первом знакомстве твой папаша тоже полез копаться в моей памяти. И ведь что ты искал-то! Не стыдно, а? Голова до сих пор гудит, и перед глазами двоится.
— Прости, — отозвался младший царевич. — Мне нужно было узнать. Не лезть же за этим в голову к Сильвану, он быстро от меня закрылся бы и еще накляузничал бы отцу.
Дракон хмыкнул:
— Ну и семейка!
— Ты вправду любил его. Больше жизни, — вздохнул Мир, не скрывая восхищения.