Семейные хроники Лесного царя. Том 2
Шрифт:
— Что не так? Разве не происходит всё по твоему желанию? Я надеялся, что мы с тобой думаем одинаково, тщился быть твоим советником, но куда мне, скудоумному, проникнуть в высшие замыслы. Когда ты отправил меня в Бурое ханство, чтобы я договорился о торговом союзе, я обещал хану твою дружбу. Хан мне поверил и отослал к тебе своих людей. Откуда же мне было знать, что дружбу ты понимаешь иначе. Что на пиру ты услышишь в их речах нечто для себя обидное и прямо за столами натравишь на гостей скоморошьих медведей. Когда хану доложили об этом и он вызвал меня, я клялся, что такого просто быть не
— Томил, они вели себя оскорбительно, я не мог стерпеть… — упорно пытался оправдаться Рогволод.
— Что они тебе сказали такого? Ты можешь вспомнить слово в слово? Не отрицай, ты был пьян, в таком виде ты родного сына не пожалеешь, пришибешь ни за что.
— Сивый, не зарывайся.
— Иначе что? Теперь ты кинешь меня в земляной мешок? Давай, я уже привык к такому жилищу, сколько просидел у хана, посижу и здесь. В родном городе и тюрьма отрадней. Чем будешь меня кормить? Плесневелым хлебом? Согласен. Только прошу, не черствыми лепешками, я ими уже сыт.
— Хватит, я понял твою обиду. Но я же послал за тобой Богдана и выдал денег на откуп.
— Покорно благодарю, мой князь, за твою щедрость, — тихо произнес Томил. От этого смиренного тона Рогволод зубами заскрипел.
— Чем же теперь ты думаешь откупиться от лесного царя? Золото Яр не возьмет, сам не беден. Ведь ты заранее всё просчитал, правильно? Когда решил выкрасть его младшего сына, в котором Яр души не чает, когда бесчестил мальчишку, когда бросил на пытки и посрамление — прекрасно зная, кого ты взял к себе палачом и как он отнесется к сыну своего врага! Ты ведь знал наперед, как защитишь город, данный тебе твоим дедом? О чем ты думал, Рогволод?! Я готов простить тебе, что ты бросил меня, но то, что ты сделал с городом — этого я тебе никогда не прощу.
— Я не нуждаюсь в твоем прощении, Томил Сивый. В чем-то хан был прав — ты действительно тот еще брехливый пёс. Помни: собак, что кусают своих хозяев, вешают на осинах.
Рогволод решительно подошел к двери, но негромкий голос заставил его помедлить и насторожиться:
— Обереги на твоей груди — мне не хватило бы умения сделать их самому. Тогда мне помог Драгомир. Я попросил его, и мы просидели над ними с вечера до рассвета, я рассказывал без умолку, какой замечательный у меня друг… Ты обязан своей жизнью ему, не мне. Уже дважды обязан! Если б не эта защита, птицы не гадили бы тебе на темя, а давно бы выклевали глаза.
Рогволод выслушал — и сплюнул. Он покинул дом лекаря через черный ход, пошел восвояси, пробираясь огородами, как вор, держась заборов, пригибаясь и прикрывая голову.
Томил остался сидеть на месте, уставившись в одну точку.
В комнату вошли эльфы, за ними заглянул лекарь:
— Дверь, кажется, хлопнула? Он ушел?
Нэбелин положил руки на плечи возлюбленного, поцеловал в висок, заставив вздрогнуть и будто бы очнуться.
— Отец, — Томил поднялся, чтобы встать перед родителем и склониться в поясном поклоне, — благослови нас!
Он дернул Нэбелин за руку, эльф сообразил — и радостно отвесил
Лекарь растерялся:
— Как же так-то? Не умылись с дороги, ей даже в платье переодеться не дал. Подожди, хоть соберу на стол, надо же отметить…
— Нам некогда ждать, — твердо возразил жених. — Возможно, скоро придется уехать. Кто знает, когда вернемся и сможем ли вернуться вообще.
Про то, чтобы нарядить своего эльфа в платье, Томил больше и думать не хотел — после рассказа Рогволода о том, как тот выставил Мира девкой.
— Но как же?.. Что же?.. — бестолково засуетился лекарь.
— Не нужно святых образов, батя, — подсказал Томил. — Нам всё равно не суждено венчаться в церкви.
— Господи, как же… — вздохнул родитель. Решился, задрожал голосом, заблестел слезой — легко коснулся рукой одной макушки, потом второй: — Живите счастливо, дети мои! Вот такой вам от меня завет.
— Благодарю, — выпрямился Томил, растроганно отвернулся, пряча глаза от «невесты».
Между тем младшего эльфа обнял старший, без перевода поняв, что сейчас произошло. И Рэгнет не думал скрывать слез, обнял и расцеловал в губы и щеки своего воспитанника, шепча и от себя наказ быть счастливыми. Затем кинулся обнимать Томила, а после него и смешавшегося лекаря.
— Наши отцы благословили нас, — сияя, объявил Нэбелин возлюбленному. — По нашим обычаям мы теперь супруги. Теперь ты снова откажешься меня поцеловать?
Томил впрямь отшатнулся, не давшись:
— Отцы? Неужели Рэгнет?..
— Да, он мой родной папа. А что? Мы с ним очень похожи, разве ты не замечал? — рассмеялся Нэбелин на такую недогадливость.
Томил решил ничего не говорить. Что ж за отец такой беспечный, раз позволял родному чаду прямо у себя на глазах соблазнять полузнакомого иноземца? Да еще выйти за него замуж после всего лишь нескольких недель общения! Впрямь, эльфийские нравы сильно отличаются от людских.
…К закипевшему самовару подоспели гости. Нежданные, но дорогие. Впрочем, Томил был бы рад любому, кто помешал бы их странным семейным посиделкам, на которых ему отвели утомительную роль толмача. Он и не подозревал, что у него столь любознательный отец! И очень многословный супруг. Больше всего утомляло то, что переводить приходилось осторожно, взвешивая каждое слово, чтобы, не дай боже, отец не понял, что назвал невесткой менестреля-кастрата. Благо хоть Рэгнет помалкивал и многозначительно улыбался, на обращенные к нему вопросы отвечая коротко, буквально парой слов.
— Крас! Собирайся, мы заберем тебя в Дубраву! — вихрем ворвались в дом две ведьмы.
— Дядюшка Красимир! Ты умеешь летать на метле? Если не-ет, то сейчас научишься-я! — многообещающе пропела Милена, распахнула дверь… И встала на пороге светелки, недобро уставившись на замерших эльфов: — Так, а эти как здесь очутились?
— Кто? — напрасно осмотрев пустую лавочку, подошла и Лукерья. Привстав на цыпочки, заглянула в комнату поверх дочкиного плеча. Увидела лекаря: — Здравствуй, Крас! Ты слышал? Мы пришли за тобой, в городе оставаться слишком опасно. Томил? Рада тебя видеть, мой мальчик. Ты тоже отправишься с нами, разумеется.