Семирамида. Золотая чаша
Шрифт:
Отряды сирийцев истреблялись поголовно, однако в результате героической обороны Бен–Хадад сумел раньше Салманасара подойти к перевалам и занять выгодное положение в долине, через которую шел торговый путь на Хамат и Дамаск.
Долина представляла собой неширокую лощину, рассекавшую хребет Ансария, где протекал извилистый горный поток, впадавший в Оронт. Здесь на стесненном пространстве ассирийцы не могли в полной мере воспользоваться своим преимуществом в численности, а также в коннице и колесницах. Местность была неровная, каждый изгиб горной речки был вполне пригоден для обороны, так что нападавшей стороне каждый раз необходимо заново прорывать оборонительный рубеж.
Сражение
Его участь должна была послужить уроком непокорным, и Салманасар движением пальца отдал цветущий город на растерзание.
Убивали всех, даже собак.
Терзали два дня, потом подожгли. Черный дым обволакивал выстроенные вдоль дороги, высоченные колы, на которых были насажены пленники из знатных семей, затем густым облаком тянулся на северо–запад
Умиравшим в страшных мукам хаматеянам была дана возможность в последний раз глянуть на лица сограждан, которых полностью обнаженными гнали в сторону Евфрата. Гнали всех подряд – мужчин, женщин, детей старше десяти лет. Пленные были скованы одной цепью, у каждого на шее колодка с протиснутыми в узкое отверстие руками
Шами, сидевшая на коне и наблюдавшая последствия «несаху», помалкивала, чего не скажешь о Нинурте и Шамши–Ададе, с любопытством разглядывавших благородных дам и девиц, которых согнали в стадо и вели отдельно. Этим разрешили не снимать нижние туники, но приказали задрать их так, чтобы были видны срам и грудь. Непослушных подвергали бичеванию.
День оказался полезным для жены начальника ассирийской конницы, дерзнувшей сопровождать мужа в походе. Смертному не дано выбирать ни место, ни время рождения, ни день смерти, ни час позора – это, глядя на обилие обнаженной человеческой плоти, Шами усвоила твердо. Разве что насчет дня позора можно поспорить. Глядя на страдающих, отупевших от побоев и надругательств, своих сестер, она дала себе клятву, что никто и никогда не заставит ее задрать подол выше груди, открывая ухмылявшейся солдатне то, что составляло ее гордость и красоту.
Ночью она оттолкнула Нинурту. Тот не обиделся, лежал долго, потом, словно догадавшись о причине холодности жены, рассказал, что унижать пленниц ассирийцев научили захватчики–кутии, которые около ста лет держали Ассирию в ярме. Потом муж поскреб ее плечо. Когда же и этот призыв не нашел ответа, он прибегнул к безотказному средству – поводил бородой по ее соскам. Дождался, пока она не вцепится в бороду, затем с шумом и восторгом овладел ею. Пять раз он брал ее и снова десять раз он брал ее, пока его мужественность не перелилась в нее.
Расправившись с Хаматом, ассирийское войско в соответствии с ранее намеченным планом двинулось на Дамаск. Местность вокруг была равнинная, пересекаемая многочисленными сухими руслами–вади, которые Бен–Хадад умело использовал для обороны. Наступавшие колонны никак не могли набрать достаточный темп, чтобы опередить врага, отступавшего в южном направлении. Сил Бен–Хададу пока хватало.
К началу лета, когда стало окончательно ясно, что взять Дамаск за одну кампанию не удастся, среди ассирийских военачальников вновь
Слишком многие в ассирийском войске были решительно против того, чтобы провести еще один зимний сезон в боевых условиях. Ветераны из ополченцев утверждали, что такое тягло идет вразрез с обычаями предков, которые тоже умели воевать и перед которыми при первом же появлении ассирийцев распахивали ворота самые неприступные крепости. Им была непонятна стратегия, основанная на неясных и заумных предположениях, которых придерживался туртан. Откровенной глупостью казалась попытка сломить сопротивление еще вполне боеспособного Дамаска, когда под боком у несокрушимых ассирийских эмуку тряслись от страха такие лакомые куски, как Халеб и торговые города побережья. К тому же сбор урожая требовал возвращения ополченцев домой.
Шурдан, ссылаясь на эти веяния, раз за разом пытался склонить отца к повороту на запада. Он настаивал – следует оставить Дамаск и двигаться к морю, в сторону богатых купеческих городов Финикии. Если мы упустим такую возможность, можем потерять все.
Иблу устал возражать наследнику. Он доказывал, что дела идут д'oлжным образом. Все исполняется в соответствии с волей великого Ашшура, предсказанной самыми опытными астрологами и гадальщиками. Небесный покровитель общины настаивает на возвеличивании Ассирии как государства, а этого нельзя добиться без подчинения Нижней Сирии. Ашшуру люб не мимолетный набег, поверхностный грабеж и поспешное бегство, а основательное, неразъемное ярмо, которое его племя обязано накинуть на шеи соседей. Туртан с помощью вычерченного Набу–Эпиром плана земель, расположенных на обитаемой части мира, пытался объяснить наследнику – ключом ко всем западным землям от верховьев Евфрата до устья великой Реки, именуемой Нилом, от Каркемиша до Урсалимму, является Дамаск. Стоит привести Бен–Хадада к покорности, как вся эта «скопившая несметные сокровища сирийская, израильская, финикийская и прочая сволочь», расположенная на западной оконечности земного полушария, тут же склонит голову. С точки зрения государственных интересов не имеет значения, лишится ли Бен–Хадад головы, или это будет мирный договор с выплатой дани – важно, чтобы дамаскинцы покорно следовали в русле политики, проводимой Ассирией, исполняли все, что прикажет царь царей. Приводил такой довод – такой исход войны откроет прямой путь на Египет, а там богатств немерено.
— Если же мы повернем на запад, Бен–Хадад в любой момент может выйти к нам в тыл и перекрыть дорогу домой. Тогда нам придется сражаться на два фронта, – закончил Иблу.
Шурдан возразил резко и, чем больше он говорил, тем откровеннее пытался унизить старого полководца, обвиняя того в глухоте к гласу богов, призывавших ассирийцев отомстить святотатцу; в слепоте по отношению к многочисленным знамениям, которыми Ашшур устилал путь ассирийского воинства.
Наследник требовал указать, какая армия может противостоять доблестным ассирийцам? Настаивал – стоит загнать Бен–Хадада в Дамаск, и он сразу сдастся. Закончил провозглашением принципа, которого придерживались прежние ассирийские цари – от победы к победе!
— А если Бен–Хадад не сдастся? – вмешался в спор Салманасар.
— Тогда пусть его покарает гнев Ашшура, – привычно отрапортовал Шурдан. – Разграбленная и обескровленная Сирия не будет представлять опасности.
Дождавшись тишины в зале, он решительно заявил.
— Воины полагают, что целью похода является добыча, а где ее взять как не Финикии и Израиле?
Гул одобрительных голосов поддержал его.
Неожиданно Салманасар резко встал
— Нам удалось запугать врага? – обратился он к присутствующим.