Семирамида. Золотая чаша
Шрифт:
Решение вернуть Гулу верхи армии, особенно приверженцы Шурдана, встретили тайными издевками и насмешками над неуместным «всепрощенчеством», обуявшим хитрого лиса на старости лет. Неужели, удивлялись в ставке, возраст окончательно лишил его способности рассуждать здраво? Если переступить через завет предков – око за око, зуб за зуб, – очень скоро враги обнаглеют настолько, что начнут мечтать о возмездии. Тогда никакое «несаху» не поможет.
В походе, обнаружив, что Шамши–Адад «не возносит голову», по отношению к прежним недругам ведет себя миролюбиво и не прочь наладить с ними дружеские отношения,
Для разговора Шамши очень не хватало Нинурты, однако гость заранее поставил условие – встретимся тайно, один на один. Его посланец успокоил туртана, его хозяин действует не в интересах раздора, а в интересах мира. Стоит ли привлекать внимание соглядатаев Салманасара к этой встрече? Неужели нам нужны советчики, чтобы прийти к примирению?
Прежде всего Тукульти–ахе–эриб поставил вопрос о помощи царю при строительстве храмов.
— Звезды устами Набу–Эпира обязывают великого царя возвести новые святилища, посвященные покровителям Ассирии. Мы все, его слуги, готовы принять посильное участие в выполнении этих грандиозных планов. Как ты, Шамши, отнесешься к просьбе городских общин поручить им возведение храмов? Возможно, ты и сам захочешь присоединиться к тем, кто готов упасть в ноги царю с нижайшей просьбой доверить нам строительство?
Шамши нахмурился
— Кому это нам?
— Городским общинам, – терпеливо повторил Туку.
— Где вы возьмете столько средств, чтобы новые святилища были достойны наших богов?
— Из добычи, которую великий царь получил за время похода, – ответил Туку и пояснил. – Разве не очевидно, что воины, которые более других способствовали достижению победы, должны получить и б'oльшую часть добычи. Ты ведь тоже один из нас, ты возглавляешь общину Калаха. Сам Ашшур повелевает тебе принять участие в этом грандиозном проекте. Ты сам выберешь место, укажешь зодчим, где и как строить. Также поступит и каждый из нас. Мы обещаем выполнить все требования великого царя. Это наш долг.
Шамши–Адада после короткого раздумья ответил
— Я поступлю так, как решит старший брат.
Следующий вопрос, вертевшийся на языке у Туку – поддержит ли туртан просьбу общин – буквально застрял у него в глотке. Может, Шамши оговорился? Не настолько же он глуп, чтобы не понимать – называя царя царей «старшим братом», он ставит себя в равное положение с повелителем Ашшура.
А может, он как раз настолько глуп?
Тогда какой смысл настаивать на том, чтобы этот придурок определил свою позицию?
Теперь надо быть предельно осторожным, а уж Шамши–Адад сам все выложит.
Справившись с замешательством, стараясь не привлекать внимание туртана к сделанной им оговорке, Туку перевел разговор на другую тему.
— Скажи, Шамши, как настоящий ассириец должен поступать со своими врагами. Например, с теми, кто пытался покуситься на честь его жены?
— Ты о чем? – не понял Шамши.
— Я имею в виду нашего Нинурту. Скажи, как он должен поступить с любовницей Бен–Хадада, которая
— А–а, вот ты о чем. Это дело Нинурты.
— В этом я никак не могу согласиться с тобой. Наши воины полюбили Шами. Все, от мала до велика, поверили в ее причастность к могущественной Иштар, а ведь, как тебе известно, именно Повелительница львов водит в бой наши полки. Обида, нанесенная Шами, оскорбляет все наше войско. Такое злодеяние нельзя оставлять безнаказанными, иначе Иштар отвернется от нас. Я взял на себя смелость сообщить Нинурте, что великий Салманасар решил вернуть Гулу ее отцу в Вавилон. Это понятно?
— Понятно, – кивнул Шамши.
— На пути в священный город вавилонская ведьма проследует мимо Ашшура. Неужели племянник и наследник славного Иблу позволит обидчице безнаказанно возвратиться домой и тем самым забыть, что месть ассирийца неотвратима и страшна? Что бы ты посоветовал ему?
Лицо Шамши просветлело.
— А–а, вот ты о чем…
Затем он многозначительно нахмурился.
— Я сказал бы ему, если недруг ударил тебя в правое ухо, оторви ему оба уха, вырви глаза, выбей зубы.
— Вот это по–нашему, – повеселел Туку. – К такому совету должен прислушаться каждый, кому дорога честь рода и отчизны.
— Еще бы! – обрадовался Шамши и тут же смутился. – По крайней мере, мне так кажется. Я так и поступил бы.
— Я тоже, – подхватил Туку. – Я подскажу Нинурте, что он не должен терять времени. Если позволишь, маленький совет.
— Говори.
— Не надо ставить в известность Шаммурамат. Это дело мужчин. Пусть Нинурта пошлет надежных людей в Ашшур, пусть они дождутся, когда дьяволица будет проезжать мимо Ашшура, пусть сделают все тихо. Если ему понадобится помощь, я всегда готов.
* * *
Отношение Азии к презренному скопцу переменилось, когда, вырвавшись от «горшечника», сборщик налогов отправился в храм Иштар, чтобы вымолить у Владычицы прощение за ночи, проведенные в объятьях безумной вавилонянки. После совершения обряда жертвоприношения, Азия наедине признался жрецу, приходившимся ему родственником, – Шурдан отставил его от дел в канцелярии, заставляет ублажать побывавшую в стольких руках шлюху.
Молодой человек разволновался – что из того, что она является царской дочерью, от этого она не становится менее шлюхой, калекой и злобной тварью, возомнившей о себе, будто она дочь Эрешкигаль. Куда приятнее общаться с презренным евнухом – этот, по крайней мере, знаком с хорошим обхождением, знает свое место. Его зовут Сарсехим, он тоже родом из Вавилона.
Жрец вместо сочувствия, жестом поманил за собой Азию. Они спустились в храмовое книгохранилище, где жрец отыскал глиняную табличку, протянул ее родственнику. На табличке была записана недавно доставленная из Вавилона поэма, нашедшая отклик у всех любителей словесности в Калахе. Называлась она «Праведное слово о несчастном страдальце», ее авторство молва приписывала некоему Сарсехиму, евнуху царя Закира..
— Не с ним ли тебе посчастливилось повстречаться, брат?
Перемена презрения, которое раньше так и сочилось из царского чиновника, на доброжелательный интерес, возродила у Сарсехима надежду с помощью Азии выяснить, какую судьбу готовит ему Шурдана.