Семирамида. Золотая чаша
Шрифт:
* * *
Гула смогла забыться только заполночь. Весь день и начало ночи она ждала, когда за ней придут. Наконец со стены объявили о наступлении последней ночной стражи. Женщина расслабилась, провалилась в сон, но ненадолго. Ее пинками подняли с жесткой циновки. Рабы, опять же пинками, заставили поторопиться.
До последнего момента Гула сохраняла присутствие духа, однако когда ее заставили спуститься в подвал, затем подвели к наполовину распахнутой двери, из-за которой отчетливо
Здесь было просторно, помещение освещалось многочисленными факелами, воткнутыми в держаки, вбитые в сводчатый потолок. Главной фигурой здесь был громадный, обнаженный негр, поигрывавший толстоватым кнутовищем. Рукоять, выставив ее вперед, он держал чуть ниже набедренной повязки. Поза была не столько угрожающая, сколько срамная, намекающая на отвратительное для женщины соитие. Некоторое время Гула отчаянно сопротивлялась, потом обессилила. Ее заставили встать на колени, и она замкнулась в покорности.
В этот момент ее окликнули.
— Встань.
Гула – сама кротость – поднялась. Так и застыла, опустив голову.
— Повернись.
Гула исполнила приказание.
— Подними голову.
Женщина повиновалась. Перед ней, в тени сидела Шаммурамат. Она была в роскошном платье, в венце, украшенном самоцветами. Сидела нога на ногу, обе они, несказанно красивые, были оголены. Одна из служанок деловито подстригала ногти на опорной ноге. Другая стояла рядом с какой-то чашкой в руках и что-то размешивала.
Шами не без пафоса объявила.
— Старейшины города Ашшур требуют наказать тебя той же мерой, какую ты приготовила мне и моему супругу.
Гула ответила тихо, но членораздельно
— Ты жестоко поплатишься, дрянь. Чем ты хочешь меня испугать? Я все изведала.
— Я знаю, – согласилась Шаммурамат. – Ты живешь исключительно местью, поэтому глупо выпускать тебя отсюда.
— Это ты живешь местью! Ты всегда завидовала мне! Ты писалась от зависти при виде моей красоты, моей утонченности, моего умения повелевать.
— А сейчас ты описаешься от страха.
В этот момент служанка показала склянку с краской для ногтей, и Шами небрежно повелела.
— Наноси. Хороший цвет. А ты, – обратилась она к палачу, – приступай.
— За меня отомстит Эрешкигаль.
— Каким же образом?
— Я расскажу ей. Она поразит тебя язвами, выпадением языка, отвисшими грудями, хромотой, горбом, костлявыми бедрами и кривой шеей.
Шами кивнула.
— Это действительно страшно, но как богиня мертвых узнает, кому и за что следует мстить?
Гула рассмеялась.
— Не догадываешься?
— Нет.
Гула закричала
— Я! Я расскажу ей!
— Не расскажешь. Ведь я не настолько глупа, чтобы отправлять тебя с доносом в царство мертвых. Я оставлю тебя в живых. Тебя изобьют, возможно, покалечат, изуродуют вторую ногу, потом отправят в дальнее поселение, где под бдительным присмотром ты будешь очищать выгребные ямы. До самой смерти. Ты слышишь, до самой смерти! Тебе будет позволено общаться с мужчинами, иметь детей.
Она обратилась к палачу.
— Приступай.
Палач одним движением сорвал с Гулы одежду, взмахнул бичом.
Женщина сразу присела, заплакала, попыталась ладонями прикрыть оголенное тело.
Шами жестом остановила палача.
— Не смотри на меня, – взмолилась Гула. – Делай, что хочешь, только не смотри на меня.
Она разрыдалась, завыла громко, яростно.
— Не смотри. Умоляю!!!.
Шами не ответила.
Палач наклонился, взял женщину под мышки, намереваясь поднять ее и продемонстрировать госпоже.
— Я умоляю!.. – продолжала вызывать Гула. – Тебе мало? Что ты хочешь?
Шаммурамат приказала палачу.
— Оставь ее… дай накидку.
Гула поспешно, скрывая рубцы на теле, хромоту и выпирающее из спины подобие горба ребро, обернулась в ткань.
Повернувшись боком, глотая слезы, Гула спросила.
— Что ты хочешь?
— Я хочу быть уверенна в том, что ты больше никогда не укусишь меня.
— Клянусь!
— Вернувшись в Вавилон, ты не тронешь тех, кто мне дорог.
— Кого ты имеешь в виду? – вдруг успокоившись, спросила Гула. – Этого негодяя Сарсехима?
— И его тоже. Но, прежде всего, Ардиса, его семейство, скифов.
— Клянусь!
— Сестра, я не настолько наивна, чтобы поверить твоим клятвам. Есть только одна возможность убедить меня.
— Какая?
— Ты готова произнести их на алтаре Эрешкигаль?
Гула задумалась, потом ответила надменно, с презрением.
— Твое коварство безгранично.
— Ты не ответила на мой вопрос?
— Это твое условие?
— Да, и клятву заверят жрецы.
Гула долго покусывала губы, наконец, кивнула.
— Я согласна.
Шаммурамат резко встала, одна из служанок успела отпрянуть, другая повалилась на спину.
— Тогда в путь.
* * *
Утром в присутствии старейшин Ашшура и жрецов Шаммурамат, чье право заменять своего супруга Нинурту–тукульти–Ашшура в суде, было подтверждено Салманасаром, объявила, что прощает сводную сестру и отпускает ее к отцу. На сборы Гуле было отведено трое суток, однако события следующего дня заставили повременить с отправкой.