Семирамида. Золотая чаша
Шрифт:
— Тебя заманили в ловушку, и ты едва не угодил в нее.
Она напомнила мужу – многим в Калахе возвышение Шамши–Адада и Нинурты как кость в горле.
— Неужели вы всерьез поверили, что Шурдан сдастся без боя? Если дело дойдет до схватки, у него куда больше возможностей отправить вас к судьбе, чем у тебя и твоего волосатого побратима. Единственное спасение – навязать Шурдану войну при благоприятных для нас обстоятельствах. Это значит, наше дело должно быть правым, освященным богами и поддержано Салманасаром, чья воля должна быть выражена в письменной форме, иначе
Нинурта, за время похода заметно располневший, набравшийся грубости, даже разговаривая с Шаммурамат, не снижал командный голос. Он в буквальном смысле отмахнулся «от женщины» и перевел разговор на милости, которыми Салманасар одарил его за победный марш по побережью.
огда Шами представила письма Сарсехима, тайными путями доставленными из Вавилона, призвала Ишпакая, чтобы тот попытался убедить зарвавшегося «победителя». К доводам, изложенным старым евнухом, а также к письмам Сарсехима, Нину отнесся насмешливо. Вавилонского скопца обозвал «продажной тварью», соображения Ишпакая – «сказками, до которых Ишпакай всегда был большой охотник», над изменой Ушезуба посмеялся.
— Одноглазый с детства верно служил нашему дому. Зачем ему предавать нас?
Шаммурамат поднялась и вышла из комнаты. До ночи супруги не виделись.
Когда Нинурта вошел в спальню жены, Шами перебралась в соседнее помещение, где ночевала служанка. Девушку она выставила, однако закрыть дверь не успела. В комнату шагнул Нинурта и потребовал объяснений. Не услышав ответа, замахнулся на жену.
Голос жены – попробуй ударь! – привел его в чувство.
Он умерил пыл.
Шаммурамат с горечью укорила его.
— Тебя избаловали наложницы! Ты решил, что, получив высокий пост, стал умнее?! За весь день ты не нашел минуты, чтобы поиграть с детьми. Этому тебя также научил побратим? Нашел дружка! Надо додуматься назвать «братом» царя царей, да еще в присутствии простых воинов, не говоря уже о командирах! Нину, не ослеп ли ты? Тебе даже в голову не приходит, что если дело и дальше пойдет подобным образом, Салманасар отвернется от тебя? Ты понимаешь, чем грозит нам опала? Своеволие – это хуже, чем преступление. Это роковая ошибка.
Нинурта пожал плечами.
— Мало ли какое словечко вырвется невзначай. Мы совершили великий поход, нам распахнули ворота города Иудеи и Финикии, мы взяли столько добычи, что не хватило повозок доставить ее в Ашшур. Что касается ведьмы, кто может лишить меня права на отмщенье? Я надеялся, ты проявишь благоразумие. Кровь за кровь.
— Что ты понимаешь под благоразумием? Нарушение приказа великого царя?
— Не было никакого приказа.
— Вот копия охранной таблички, выданной сестре. Вот ссылка на повеление царя.
Нинурта, глянув на подпись, презрительно
— Это ноготь Шурдана! Кто такой Шурдан?!
— Вот ты как заговорил?! – возмутилась Шами. – Наследник престола вам уже не указ. Ты запел с чужого голоса, и этот голос подзуживает тебя поиграть с судьбой. Ты знаешь, чем кончаются подобные игры? Я никак не ожидала от тебя подобного легкомыслия. Ладно, развлекайся с пленницами, но тебе этого оказалось мало. Ты решил, махнув рукой на предостережения своего иштару, сунуть голову в петлю и посмотреть, что из этого получится. При этом твердишь о благоразумии?!
Шаммурамат прошлась по комнате.
— Вознесшись до самых высоких степеней, ты вообразил, что теперь тебе море по колено? Как бы не так! Я ждала тебя, надеялась – может, он что-то недоглядел, где-то напутал, а ты отвергаешь очевидное, отмахиваешься от измены и при этом требуешь любви и покорности, не замечая, что над твоей головой уже взгромоздили топор и враги только ждут, чтобы ты удобнее подставил шею.
Нинурта молча уселся на кровать, начал стаскивать сапоги.
В этот момент матерый белый кот запрыгнул на постель. Нинурта в крайнем озлоблении запустил в него сапогом.
Кот заорал и бросился наутек. Шами проследила за ним взглядом, усмехнулась.
— Ты зря поймал меня, когда я бросилась со скалы. Лучше бы я разбилась, сломала ногу. Лучше бы ребро выступило у меня из спины. Пусть я досталась какому-нибудь кочевнику. Это лучше, чем жить в ожидании беды. Это и есть твоя награды за то, что я помогла тебе избежать скрытой угрозы?
— Все вокруг твердят о какой-то скрытой угрозе! – Нинурта ударил кулаком по колену. – Нет никакой угрозы!.. Всякие обвинения с нас сняты. Боги на нашей стороне.
— Ты настолько прост, милый?
Нинурта не ответил
— Ты успокоился, милый?
Нинурта кивнул.
— Ты больше не будешь шуметь, швырять сапоги в священного кота, презирать Ишпакая? Никто более его не сделал для дома Иблу. Его устами говорит твой дядя.
Нинурта опустил голову.
Жена указала на дверь.
— Иди в спальню, отдохни. Я лягу здесь.
— Ты наказываешь меня самым страшным наказанием
— Для меня это тоже наказание.
— Тогда иди ко мне. Даю слово, никогда не трону кота, даже если он устроится на моей бороде. С Ишпакаем буду любезен, вавилонскому проходимцу пошлю мешок золота. У меня теперь столько золота, что ни взвесить, ни сосчитать. Завтра обсудим все дотошно и обстоятельно.
Шаммурамат улыбнулась и направилась в спальню.
* * *
Еще до восхода солнца Нинурту подняли с постели. Доложили, что примчался гонец из Калаха. Он вручил раб–мунгу приказ спешно прибыть в столицу.
Нину спросонья не нашел ничего лучше, чем спросить.
— Зачем?
— О том мне неизвестно, – отрапортовал едва державшийся на ногах гонец.
В разговор вмешалась вышедшая в прихожую Шаммурамат. Несмотря на раннее утро и переполох, вызванный появлением царского вестника, она была прибрана, на голову наброшена шаль.