Семисвечник царя Соломона
Шрифт:
Всю эту ерунду привозит ей, разумеется, сестра, которой лень заморачиваться с нормальными продуктами. Поэтому баба Шура ее любит больше, чем меня. Еще бы: я, зараза, не даю бабке вкусненького, вечно ее воспитываю, а Васька ей все разрешает и со всем соглашается. И даже когда баба Шура начинает на меня жаловаться, сестра ее никогда не останавливает.
Все пакетики с вредной едой я храню на верхней полке шкафа, потому что иначе бабуля съест все за раз. Но в этот раз у нее, надо думать, наступило просветление в мозгах, она сообразила залезть на табуретку. И сверзилась
Когда я увидела бабу Шуру, лежащую на полу в осколках посуды, у меня от страха потемнело в глазах.
Она упала, разбилась насмерть, а если не насмерть, то еще хуже, потому что наверняка переломала себе все кости и не сможет не то что ходить, а даже сидеть самостоятельно.
И что я буду делать?
На негнущихся ногах я подошла к ней, наклонилась…
– Баба Шура! – позвала я шепотом, в ужасе смотря на ее закрытые глаза. – Баба Шура…
В голове вертелась мысль, куда звонить: в «Скорую», в полицию или сначала сестре. Да чем она поможет-то? Да, похоже, что бабулька убилась насмерть, так что и «Скорая» тут не поможет.
Тут я заметила, что веки бабы Шуры чуть дрогнули.
– Ты жива? – обрадовалась я. – Открой глаза, бабулечка, очень тебя прошу! – С этими словами из глаз моих брызнули слезы.
Баба Шура широко открыла глаза и посмотрела совершенно осмысленно. – Что за вой, что за рев! – сказала она. – Там не стадо ли коров? Это не коровушка, это Федя-ревушка.
Говорила уже сто раз, что бабуля у нас исключительно стихами и поговорками изъясняется.
После этой тирады бабуля протянула руки, чтобы я помогла ей сесть. Получилось.
– Что это было? – Она покрутила головой.
– Ты зачем полезла на верхнюю полку? – Я так обрадовалась, что не стала особенно ругаться.
Баба Шура тотчас сморщилась и застонала, но я-то уже отлично поняла, что хитрая старушенция нарочно прибедняется, бьет на жалость, чтобы я на нее не сердилась. Я подняла ее, усадила на стул и ощупала ноги-руки.
Вы не поверите, но везучая бабуля ничего себе не сломала, даже синяков не было.
В общем, оставшийся вечер я провела на кухне, убирала осколки посуды и рассыпанные чипсы, потом мыла пол, заляпанный вареньем, а когда закончила, то застала у себя в комнате бабу Шуру, хотя ей строго-настрого запрещено туда заходить, и у меня на такой случай даже замок на двери есть.
Вот как она туда просочилась? Ну да, я услышала шум падения и не закрыла дверь.
Разумеется, старушенция распотрошила сумку. Одежда не привлекла ее внимания, зато деньги…
Не помню, говорила я или нет, но баба Шура очень любит считать деньги. Она перекладывает их, собирает в аккуратные пачки, тасует… В общем, играет.
Пробовали мы с Василисой подсовывать ей что-то другое: игральные карты, детские картинки, неработающие дисконтные карты… Не проходит, баба Шура требует деньги. И фальшивые, напечатанные на простой бумаге, она тоже тут же забраковала.
Ну, естественно, больших денег я в доме не держу. И не в доме, кстати, тоже, нет
Сейчас она обалдела от счастья, увидев столько денег.
Очевидно, пока я надрывалась на кухне, бабуля наигралась с долларами и пятитысячными купюрами и теперь приступила к маленькой пачке.
Тут были купюры мелкие, ей хорошо знакомые. Я не стала отбирать их, а пока собрала остальные деньги. Баба Шура в это время с упоением раскладывала маленькую пачку, напевая при этом одну ей известную песню:
– Денежки… Как я люблю вас, мои денежки! Вы в жизни счастье, мои денежки, приносите с собой! И это нежное шуршание приводит сердце в трепетание, вы лучше самой легкой музыки приносите покой…
Она еще много знает в таком духе.
– Вот, – сказала наконец баба Шура, любуясь на аккуратно разложенные купюры.
Там было четыре пачки: две тысячные купюры, четыре пятисотки, шесть двухсоток и семь сотенных.
– Всего здесь пять тысяч девятьсот рублей, – гордо проговорила баба Шура.
Я похвалила ее за знание арифметики и отправила спать.
Оставшись одна, я долго смотрела на паспорт Арсения, которого теперь следует называть Андреем. Что все это значит? И надо ли мне показывать его Василисе?
Наверное, все же надо показать, не для того, чтобы посоветоваться, потому, что я твердо знаю, что никакого разумного совета сестрица мне дать не может по определению, но все же хочется с кем-то поделиться информацией.
Я аккуратно сложила вещи в сумку, запихнула в потайной карман деньги и паспорт, саму сумку положила в шкаф, а шкаф закрыла на ключ, ключ спрятала в тайник между подоконником и батареей.
Это еще в детстве мы с Василисой обнаружили, что там имеется небольшой зазор. Баба Шура с нами тогда не жила и про тайник этот понятия не имеет.
Когда я ложилась спать, я с тоской думала, что завтра нужно рано вставать, тащиться на работу и торчать там целый день; но вдруг меня осенило, что сегодня пятница, а завтра, соответственно, суббота, так что впереди два выходных.
Поэтому я утром спала очень долго, а потом, накормив бабу Шуру овсяной кашей (на этот раз она не сопротивлялась, потому что чувствовала вину за вчерашнее), решила заняться хозяйством. Хотя бы стиралку запустить.
Белья накопилось за неделю удивительно много, и одежды тоже. А когда я решила постирать джинсы и проверила карманы, то оттуда выпала карточка.
Обычная такая картонная карточка, вроде как визитка. На ней было написано:
«Алгарве. № 411. А. Савицкий».
Вот почему мне показалось знакомым это странное слово. А карточку эту я нашла в машине Арсения, то есть… теперь его нужно называть Андреем.
А лучше вообще никак его не называть, потому что его больше нет на свете.
Но, с другой стороны, хорошо бы все-таки выяснить, в чем тут дело, потому что странные дела творятся вокруг нас с сестрой…