Семнадцатилетние
Шрифт:
— Катюша! Вот на твои расходы три рубля. Что хочешь, то и покупай. Но помни: истратишь трешку — и все. Больше у меня нет. Поняла?
— Да. А кино?
— Тут и кино. Все про все!
Деньги лежали у отца в кармане, и Катя знала, что стоит ей сказать: «Папа, купи мне шарик голубенький», — и он немедленно выполнит ее просьбу. Шарик у нее будет, но денег останется меньше. Ни о какой прибавке не может быть и речи. И Катя начинала составлять в уме смету.
Иногда пыталась вмешиваться мать, но отец сразу же пресекал это вмешательство:
—
Дарья Степановна — мать Кати — была полной противоположностью отцу. Приветливая, добрая, уступчивая, услужливая, она всегда боялась кого-нибудь обидеть и старалась жить со всеми в ладу. Кате казалось, что мать боится не только отца, но и всех, кто держит себя уверенно, нахально. Иногда ей было досадно за мать и в то же время жаль ее. Катя всячески укрепляла в ней чувство собственного достоинства, но без особого успеха. Родом Дарья Степановна была из большой бедняцкой семьи. Года через два после Октябрьской революции Михаил Фомич, работавший в Питере уже много лет, приехав в родную деревню, женился на Дашеньке и увез ее в город. Тяжелое детство, подневольная жизнь наложили свой отпечаток, а большой, шумный и незнакомый город, казалось, напугал ее на всю жизнь. Катя появилась на свет поздно, через десять лет после свадьбы. Родители уже потеряли всякую надежду иметь детей. Отец, конечно, мечтал о сыне, но тем не менее горячо любил Катю и старался воспитать из нее дельного, честного, прямого человека, а не пустую, легкомысленную барышню.
— Катя, ужинать будешь? — спросила мать, заглядывая в комнату.
— Нет, мама, не хочется.
— Пойди поешь с отцом-то... Расскажи ему про школу. Он интересуется. Чего-то он сегодня хмурый... и все молчит.
Катя сразу поняла, о чем задумался отец, и решила начать наступление.
— Ну ладно. Я выпью чаю. А когда мы будем вместе, ты, мама, спроси его про время.
— Про какое время, Катя?
— Обыкновенное время. Спроси: сколько сейчас времени? Скажи, что наши часы неправильные.
— А зачем?
— Надо. Увидишь, что будет. Нальешь мне чаю, поставишь на стол и спроси, — объяснила Катя, направляясь за матерью в кухню, где ужинал отец.
Все получилось, как предполагала Катя. Когда мать налила чаю и спросила о времени, Михаил Фомич неторопливо вытащил из кармана часы и сказал:
— Без четверти двенадцать.
— Нет. Твои отстают, папа, — возразила Катя. — Сейчас больше.
Отец очень гордился своими часами, полученными в подарок от дирекции завода.
— Если и отстают, то минуты на две...
— Я с тобой спорить, конечно, не буду, но... — сказала Катя и подняла указательный палец. — Вот тебе первый случай. Был бы у нас телефон, мы бы сейчас и проверили твои знаменитые часы.
Отец взглянул на дочь. Глаза ее искрились лукавым озорством, и она с трудом сдерживала улыбку.
— Вот как!
— Да. Я знаю, что ты думаешь... Но ты ошибаешься, папа. Телефон придуман не только
— Иди-ка лучше спать, Катерина. Поздно уж…
На этом разговор о телефоне закончился.
Аня Алексеева оправдывала самые смелые надежды и шла вместе со Светланой одной из первых. Женя, Катя и, в особенности, Тамара были уверены, что она перегонит Белову. Но вдруг случилось непредвиденное.
В это дождливое октябрьское утро Аня пришла в школу мрачная, осунувшаяся, бледная, и на первом же уроке по геометрии получила тройку. Да и то, прежде чем поставить отметку, Василиса Антоновна подумала. Всем было ясно, что тройка — снисхождение, которое Аня заслужила сплошными пятерками, полученными раньше.
По истории она вообще отказалась отвечать, сославшись на болезнь. Это всполошило весь класс. В большую перемену девушки окружили Аню, но она демонстративно зажала уши и на все расспросы отмалчивалась. Женя выпроводила любопытных, подсела к Алексеевой и терпеливо ждала, пока та не опустила руки.
— Анечка, ты на самом деле больна? — участливо спросила Женя.
— Нет.
— Скажи мне, в чем дело? — продолжала ласково допытываться Смирнова.
— Да ничего не случилось! — с раздражением сказала Аня, отворачиваясь. — Не могла выучить — и все.
Но отделаться от Жени было не так-то легко. И не только по долгу старосты класса и «воспитательницы» решила она узнать, что случилось с подругой. Ее натура была такова, что, если кто-нибудь попадал в затруднительное положение, Женя не могла оставаться равнодушной. А сейчас Женя чувствовала, что у девушки большое горе.
— Неужели ты мне не доверяешь? — дружелюбно упрекнула она. — Я же тебе хочу помочь, Анечка. Скажи, что случилось? Зачем скрывать...
— Да ничего у меня не случилось! С мамой вчера поссорилась... вот и все...
— Тю-тю... Это дело, конечно, такое... узкосемейное. По это ничего! Ты не расстраивайся. Ну поругались, ну помиритесь! Это ненадолго. Поверь мне. Меня мама тоже поругивает иногда, а потом живем еще лучше...
Тройка по геометрии особенно встревожила Катю. Такого события она предусмотреть никак не могла, но Аня наотрез отказалась разговаривать с ней на эту тему.
— Ну, тройка и тройка... Пускай хоть единицу ставит. Оставь меня в покое!
— Ты с ума сошла! А как же «Обещание»? Ты комсомолка, ты подписалась!.. Мы же на тебя, знаешь, как рассчитывали! Посмотри, как Белова сияет...
— Ну и пускай, — равнодушно ответила Аня.
Катя поняла, что разговаривать дальше бесполезно и решила действовать иначе.
— Надя, что случилось с Аней? — тихо спросила Катя.
— Откуда я знаю? — с огорчением ответила Надя. — Она мне ничего не говорит...
— Ты не юли! — рассердилась Катя. — Я тебя по-комсомольски спрашиваю — в чем дело?
— Вот честное-пречестное слово, понятия не имею. Дома у нее какие-то неприятности...
— Дома, дома... Ясно, что не в трамвае. А что дома?