Семья Рубанюк
Шрифт:
— Ты что дрожишь? — проходя мимо, спросил Румянцев ротного остряка — старшего сержанта Кандыбу. Тот, кутаясь в плащпалатку, нарочито громко выстукивал зубами. — Боишься, может? Тогда оставайся.
— Не умел бы дрожать, давно помер бы, товарищ старший лейтенант, — громко и задорно откликнулся Кандыба.
— Ребята, а где мы там утюг достанем? — спрашивал веселый голос.
— Утюг? На кой он тебе?
— В случае кто выкупается, шаровары чем разгладить?
Солдаты засмеялись, а
— Военторг мастерскую откроет…
Румянцев, улыбаясь, расправляя на ходу складки под поясным ремнем, прошел к шалашу комбата.
В два часа ночи солдаты передовых отрядов в ожидании сигнала лежали на рыхлом прибрежном песке против своих лодок и плотов, смотрели на залитую бледным лунным светом воду, на невидимый во мгле берег. До него было метров пятьсот.
Оксана молча наблюдала, как рядом солдаты, сняв сапоги и засучив шаровары, закрепляли на плотике станковый пулемет, бережно укладывали ящики с патронами, сухой паек в больших бумажных пакетах.
Связист, лежавший неподалеку от Оксаны, внимательно оглядел ее, толкнул товарища локтем:
— Иване, нам не страшно. З намы медыцына идэ…
На лодке, на которой должны были плыть Румянцев, старший сержант Кандыба с ручным пулеметом, два связиста с катушками кабеля и Оксана, уже восседал дедок в бараньей шапке.
Он возмущенно шептал кому-то из своих сверстников:
— Идить вы, диду, к господу богу з своимы выдумкамы… Отчепыться!..
Как только луна закрылась большой лохматой тучей, заняли места.
— Давай! — скомандовал Румянцев.
Рядом солдаты оттолкнули плот, поплыли, толкая его впереди себя. Дедок снял шапку, перекрестился, поплевал в ладони.
— Ну, с богом!
Гребли он и Кандыба. Плыли в глубокой тишине. Румянцев, поеживаясь от утренника, вгляделся в идущие справа и слева лодки и негромко проговорил:
— Чуден Днепр при тихой погоде…
Словно разубеждая его, крупная волна хлестнула по борту, обдала всех брызгами.
На корме, следя за тем, как разматывается с катушки кабель и, увлекаемый грузилами, уходит на дно, шепотом переговаривались связисты.
Метрах в двухстах от берега волны стали более бурными, лодку начало сносить быстрым течением.
— Добре, що витэр, — сказал дедок. — Подойдьом потыхэньку.
Проплывая мимо заросшего темным кустарником острова, увидели, как, пригибаясь, горбатясь в своих плащпалатках, пулеметчики устанавливали «максим».
— Вон, папаша, видите? — спросил Румянцев. — Орудию ставят…
— А ну, цытьтэ… Помовчить! — дед опустил весла, вытянув шею. — Чуетэ?
Заглушаемый плеском воды, донесся гул самолета.
— Вопрос — чей? — сказал Румянцев, тоже вслушиваясь.
Гул нарастал, рокот мотора становился явственней,
Кандыба приналег на весла. Поглядывая на сеющую дымные искры осветительную бомбу, пробурчал:
— Ну, сейчас «реве та стогне» будет… Не дали спокойно доплыть, черти…
Первый снаряд, с вкрадчивым шуршанием пронесшись над головами, разорвался на левом берегу. Тотчас же, подняв каскад брызг, рванул разрыв позади лодки.
Оксана, почувствовав тупой толчок и ощутив на щеках теплый тугой воздух, инстинктивно пригнулась.
— Это не прицельный, — успокоил Румянцев. — А каски, ребята, надевайте…
Он продолжал пристально следить за другими лодками, стараясь не потерять их из виду.
Огонь вражеских орудий нарастал, осколки с пронзительным свиристеньем шлепались в воду. Теперь оба берега сотрясались от непрерывной канонады.
Уже ясно очерчивались желтая полоса и лохматые кусты на кручах правого берега, когда плот со станковыми пулеметами подпрыгнул, как щепка, встал почти отвесно и медленно пошел ко дну.
Оксана видела, как двое уцелевших пловцов, то проваливаясь, то снова появляясь, барахтались в бурлящей черной воде.
Лодка, плывшая невдалеке, рванулась к ним. Румянцев смерил глазом расстояние до берега:
— Готовьтесь прыгать в воду!
Но старый рыбак искусно подвел челн к самой отмели. Первым спрыгнул Румянцев, за ним Кандыба, связисты. В воду с бульканьем опадали комья глины, камешки. Оксана, схватив санитарную сумку, соскочила неловко и, поскользнувшись, чуть не упала.
Из кустов стреляли.
— Окапывайся! Огонь! — хрипло крикнул Румянцев. — Ефрейтор Ковбаса, докладывай по телефону…
Небо на востоке уже зарозовело, пополз откуда-то густой туман.
Оксана, отбежав под кручу к связистам, пригнувшись, тяжело дыша, смотрела, как десантники, прыгая с других лодок и плотиков, залегали, открывали огонь по кустам, по кручам.
Дедок, поворочав головой по сторонам, нахлобучил шапку.
— Пойду за другымы! — крикнул он, но его уже никто не слышал.
Широко разбросав ноги, свирепо продувая трубку, ефрейтор-связист надрывался:
— Усманов! Усманов!.. Альо… Усманов! Щоб ты лопнув, бисовый Нуртас… Усманов! Альо!.. Та якого ты черта!.. Цэ я, Ковбаса… Окапуемось… Доложы начальныкам… Га? Переправылысь, потерь пока нету… кроме двох пулеметив и трех солдатив… Що? Точно!.. Нуртас, от слухай… Не «якай», бо «я» последняя буква у алфавыти… Ты слухай мэнэ…
Оксана, заметив, как отползает к кустам, волоча ногу, солдат, бросилась к нему, на ходу приготовляя бинт. С этой «минуты она уже не имела возможности ни передохнуть, ни оглядеться.