Семья волшебников. Том 4
Шрифт:
— Я ее возьму, — решила Вероника. — Тут такие сетки… я таких не видела.
Веронике нравились призывательные сетки. Она завела себе отдельную тетрадочку и заносила туда сетки, которых нет в книжке Фурундарока. Иногда сама придумывала новые, хотя и понятия не имела, кого с их помощью можно призвать.
Она просто их рисовала. Как рисовала бы красивые чертежи… за которыми неизвестно что стоит. Все равно они не сработают, если она не захочет. А Вероника уже взрослая и призывает только тогда, когда сама хочет, и только тех,
Так что все хорошо.
— А куда ты идешь, Вероника? — спросил Мазетти, все еще плывущий рядом.
— Не к запретной секции, — ответила девочка, демонстративно проходя мимо двери, испещренной печатями.
Там с недавних пор добавились новые, противоверониковые. Причем Вероника с обидой и грустью узнала те, что придумал специально против нее папа.
Теперь понятно, как он получил «Книгу о демонических терафимах». Продал за нее оружие против собственной дочери.
— Никогда не думал, что придется накладывать отдельные печати против маленькой девочки, — произнес Мазетти, по-прежнему провожая Веронику. — Даже когда сюда заглядывал малыш Хаштубал — он редко сюда заглядывал! — присматривать приходилось только за очагами возгорания. Это проще. А за тобой нужен глаз да глаз…
Вероника ничего не ответила. Раньше она думала, что сможет подружиться со старшим библиотекарем, но со временем надежды угасли. Инкромодох Мазетти, даром что библиотекарь, оказался человеком нехорошим. Жадным, подловатым и даже с гнильцой.
Веронике он совсем не нравился. Только из уважения к его сединам она не пыталась его изгнать.
— Я все еще слышу твои мысли, — заметил Мазетти.
— А я знаю, — насупилась Вероника и снова чуть-чуть показала язык. — Что вы меня преследуете все время? Я просто книжки выбираю. Не запретные. А у вас дела, наверное, какие-то. Занялись бы ими.
— Я слежу за тобой. Ты — неблагонадежная в плане перспектив после выпуска студентка.
— Правда? — расстроилась Вероника. — Почему?
Это не может быть правдой. Она хорошая. Мазетти наверняка врет, потому что у него характер такой, гниловатый.
Вероника давно его раскусила. Он так ужасно любил читать, что завел себе собственную библиотеку, но и этого ему было мало, жадюге, так что он научился читать чужие мысли. И так хорошо научился, что теперь он может прочесть мысли у кого угодно, а вот у него никто не может. И он этим пользуется, так что все время врет и радуется, что никто его не способен разоблачить.
А еще он, наверное, проклят. Не может уйти из своей башни. Возможно, Вероника сделает добро, если его изгонит.
— Вот поэтому, — ответил Мазетти и растворился в воздухе.
Вероника испугалась. Она же его не изгоняла! Нет, это не она. Он сам ушел, похоже. По своим делам.
Обиделся?.. Но на что?
А, ну да, на ее мысли.
Весь вечер Вероника читала книжки и думала о всяком. И всю ночь потом тоже. Соседки крепко спали под балдахинами, потому
А когда пять раз проухала сова, она тихонько встала, оделась и вышла в коридор. Подождала, пока дух-служитель посмотрит в другую сторону, и выскользнула наружу.
Ночью Клеверный Ансамбль не такой, как днем. Каменные стены шести дворцов залиты серебристым лунным светом. В разбитых вокруг садах шепчут секреты старые деревья. В коридорах и залах царит тишина, и только проходят иногда ночные сторожа, да проплывают духи-хранители. Тени играют причудливыми узорами, а окна темные, и лишь некоторые слабо освещены, потому что среди классных наставников тоже есть полуночники.
Но Вероника их не тревожила. Вокруг таинственно мерцали башни, а девочка в фиолетовой шляпе с пыхтением волокла картонную коробку больше себя самой. Весь день и всю ночь она обдумывала новую отличную идею, и теперь у нее все наконец-то сложилось.
Питомец. Ей необходим питомец. Как всякой уважающей себя волшебнице. Только волшебница она особенная, поэтому и питомец нужен особенный. Самый кудесный, самый красивый, самый-самый замечательный. Ее родственная душа, верный помощник и друг.
И чтобы мурчал.
Вероника приволокла коробку на спортивную площадку. Свертхи разрешила ее взять, потому что все равно собиралась выкинуть, а до сих пор не выкинула только потому, что гному тяжело выкидывать то, что однажды еще может пригодиться. Все естество протестует.
На часах — пятый полуночный. Никого нет — только немтырь поодаль шаркает метелкой, да какой-то дух-служитель витает, еле заметный. Вероника попросила его уйти (он сразу послушался), поставила коробку посреди площадки, положила внутрь отличную свежую форель и повернулась спиной.
Этот древний ритуал призывает котов. Если сделать все правильно, он призовет самого подходящего для тебя кота. Причем такого, у которого нет хозяина, иначе было бы очень неудобно. Это же как похищение вроде как.
Стоя к коробке спиной, Вероника медленно досчитала до пяти и произнесла древнее заклинание:
— Кис-кис-кис-кис!.. Кушать-кушать-кушать!..
Не раздалось ни звука. Ничего не случилось. Но тишина странным образом изменилась так, что стало ясно — кот явился на зов.
— Ты призвала меня, — донеслось вкрадчивое урчание. — Ты знаешь, что это значит.
Вероника медленно обернулась. Она увидела того, кто сидел в коробке, и в фиалковых глазах вспыхнуло восхищение.
— Ты даже больше и шикарнее, чем я думала… — прошептала девочка.
— Да, я такой, — ответил кот.
Он был огромным. Еле-еле помещался в коробке. Вероника-то взяла такую большую только чтобы коту было просторно, но этому коту не было просторно. Он занял все пространство и явно с удовольствием занял бы еще больше.