Семья Звонарёвых
Шрифт:
– Здравствуйте, Боренька! И вы пожаловали на перевязку?– заметила капитана Варя.– Обратитесь к Танюше, быть может, она снизойдет к вашим мольбам. Я занята операцией.
– Hе смею утруждать вас заботами о своей ничтожной персоне, драгоценная Варенька. Что же касается сестрицы, то пусть она сначала перевяжет всех солдат, - сказал Борейко, хотя рана его сильно беспокоила.
– У меня немного людей, всего четверо. Они могут подождать.
– Командир должен быть первым в бою и последним на перевязочном пункте.
Выйдя из блиндажа, он увидел группу немцев, которых вели под конвоем. Среди них двое были с повязками Красного Креста на рукавах. Один краснолицый, упитанный шваб лет тридцати пяти - при виде офицера вытянулся и молодцевато отдал честь. Другой - худощавый брюнет с огромными круглыми очками на носу - выглядел штатским человеком, на которого случайно надели военный мундир. Он тоже поспешил неловко приложить руку к козырьку.
– Вы врачи?– спросил их Борейко по-русски, ткнув пальцем в повязки Красного Креста.
В ответ пленные оживленно заговорили по-немецки,
– Мы, ваше высокоблагородие, сейчас приволокем сюда австрияка или чеха. Они понимают по-германскому и наш язык многие знают, - предложили солдаты.
В ожидании их возвращения конвойные посадили немцев на землю и отправились за водой.
Вернулись солдаты с двумя австрийцами, которые, щелкнув каблуками, вытянулись перед Борейко.
– Чем можем быть полезны, господин капитан?– спросил один из них довольно чисто по-русски.
Борейко попросил их быть переводчиками. С их помощью он узнал, что толстый немец - полковой врач фон Валь, а другой - молодой врач Гирштейн, австрийский еврей из Вены.
– Пошли за мной, - скомандовал врачам Борейко.
– Ваше высокоблагородие, нам бы расписочку.
Капитан на бланке полевой книжки написал расписку.
– Получайте помощников!– заглянул в блиндаж Борейко, когда они подошли к перевязочному пункту.– Привел вам двух врачей.
Звонарева подняла голову и увидела двух немцев.
– Переведите им, - обернулся капитан к австрийцам, кивнув на врачей, - что они будут в подчинении у этого врача и чтобы не вздумали хорохориться. Ясно?
Варя кивнула головой своим новоявленным помощникам и заговорила с ними по-немецки:
– Прошу вас, коллега Гирштейн, перейти в соседний блиндаж и приступить там к работе, а вам, господин фон Валь, придется ассистировать мне. Таня, ты отправишься с Гирштейном, возьми с собой и австрийского толмача.
Гирштейн элегантно раскланялся и, вымыв руки, ушел вместе с Ветровой.
Прошло с полчаса, наплыв раненых временно прекратился.
– Пошли, Боря! Так и быть, перебинтую вас сама, - пригласила Звонарева Борейко.
Она усадила Борейко в кресло, помогла ему снять китель и рубашку. Готовя инструменты, сказала:
– А знаете, Боренька, сегодня много у меня прошло раненых. Очень трудный день, но когда победа, работать веселее и солдатам легче. Просто
– Как же?– спросил капитан.
– Брусиловским прорывом!– ответила Варя.
Борейко долго молчал, следя за Варей, за ее ловкими руками.
– Да, это хорошо сказано, - наконец тихо проговорил он.– Настоящий прорыв. Лучше не скажешь. Теперь немцы покатятся... Только бы у нас хватило пороху...
В буквальном и переносном смысле, - подхватила Варя его мысль.
Звонарева пинцетом вскрыла кровоточащую рану, извлекла из нее несколько мелких металлических осколков и сразу покраснела.
– Полюбуйтесь, - ткнула она один из них под нос немцу.– Ваши мерзавцы стреляют разрывными пулями.
– Только слабость и несовершенство русской техники не позволяют нам применять такие пули, - возразил Валь.
– Вздор! Мы не варвары и строго придерживаемся постановлений Гаагской конференции.
Обратившись к Борейко, она сказала:
– Счастливы вы, Боренька! На вершок правее - и мы сегодня уже не беседовали бы с вами. Теперь держитесь, дорогой.
В руке Звонаревой сверкнул ланцет, и она двумя точными ударами глубоко вскрыла рану, из которой показался гной. Очистив рану, она вставила тампоны для дренажа. Капитан, бледно-серый от боли, с широко раскрытыми глазами, жадно хватал ртом воздух.
– Не найдется ли у вас стаканчика спирту?– наконец прохрипел он.
Варя налила ему полмензурки и, разбавив водой, подала ему.
– Больше не дам.
– Налейте, пожалуйста, верхнюю половину мензурки, - взмолился капитан.
Варя со вздохом повиновалвсь. Дрожащей от боли рукой Борейко взял мензурку и выпил спирт.
– Спасибо! Теперь потопаю к вашему мужу.
Варя, проработавшая беспрерывно почти целые сутки, валилась с ног. Посмотрев, как фон Валь перевязывал раненых, она дала ему несколько указаний и вышла, оставив в блиндаже Ирину.
– С пяти часов утра я на ногах. Совсем одурела от запаха крови и эфира, - устало пожаловалось Звонарева сестре.– Где тут можно растянуться на земле и полежать спокойно хотя бы с четверть часа?
– Вон там, на берегу Путиловки, случайно сохранилось несколько кустиков, - показала Ирина.
Варя прилегла в слабой тени кустарника и тотчас уснула.
Изредка доносилась редкая ружейная трескотня, прерываемая иногда дробью пулемета. Лениво стреляли тяжелые батареи. В воздухе надоедливо жужжал германский самолет. Казалось, полуденный жар заворожил обе воющие стороны. Напряженность боя явно спадала. Немцы и русские производили перегруппировки, подтягивали резервы, готовясь к новым ожесточенным схваткам.