Семья Звонарёвых
Шрифт:
Вдали басовито грохнула тяжелая пушка, и высоко над головами просвистел снаряд. Через некоторое время долетел отдаленный ревущий звук разрыва.
Варя открыла глаза.
"Это пушки Сергея, - мелькнула мысль.– Я сплю уже полчаса", - она вглянула на часы.
Варя провела рукой по лицу, будто умываясь, стряхнула окончательно с себя сон, вскочила на ноги. После короткого отдыха ее молодое лицо снова оживилось.
– Прекрасно отдохнула! Теперь могу опять взяться за работу, а то у меня уже начинали трястись руки
Подойдя к операционному столу, Звонарева с удивлением и испугом увидела на столе раненного в ногу унтер-офицера. Еще несколько минут назад он бодро говорил и даже не очень жаловался на боль в ноге. Рану нельзя было причислить к тяжелым. Сейчас он умирал. Звонарева начала считать пульс, который с каждой секундой слабел все сильнее.
– Раньевой шок, - пояснил Валь.
– Скорее камфару, - скомандовала Звонарева.
Немец начал методически промывать шприц.
Варя вырвала у него шприц и сама сделала инъекцию. Пульс стал улучшаться, опасность миновала.
– Потрудитесь двигаться побыстрее, господин фон Валь, когда я вам отдаю приказания!– резко проговорила Варя.– Блохин, подите-ка сюда.
– Сей секунд, Варвара Васильевна!
– Этот немец не хочет меня слушаться, из-за него сейчас чуть не умер раненый.
– Прикажете его порешить?– угрожающе вскинул Блохин винтовку.
При виде направленного на него штыка немец отчаянно заверещал:
– Вы не имеете права меня убивать! Женевская конвенция воспрещает применение вооруженной силы к медицинским работникам. Не понимаю, почему вы так волнуетесь, фрау, в России много солдат. Одним больше, одним меньше - что это изменит?
– Ну и логика! Нечего сказать, хорош врач. Обождите пока, Филипп Иванович. Пуганули его - теперь будет послушнее, - закончила Звонарева.
Солдат убрал винтовку. дальше работа протекала в полном молчании. Немец беспрекословно и расторопно исполнял все распоряжения Звонаревой.
Немного погодя она прошла в соседний блиндаж поглядеть, как там идет дело.
Глаза Гирштейна блестели от удовольствия, когда раненый облегченно вздыхал и благодарно улыбался доктору.
– Гут, карош зольдат, молодец!– коверкал русские слова врач.
Гирштейн с увлечением ловко работал ланцетом. Осипенко едва успевала подавать инструменты и бинты.
– Он научил меня, как называется по-немецки вата, бинты, марля, так что я понимаю его без переводчика, - радостно сообщила Ирина.
Звонарева ласково потрепала девушку по щеке.
– Очень рада, что у вам все в порядке. А у меня из-за оплошности фон Валя чуть не умер раненый...
Слова Вари услышали собравшиеся у перевязочного пункта раненые и моментально всполошились:
– Что же это такое, братцы? Немцы-врачи убивают наших раненых, а наша докторша тут под кустиком прохлаждается, - заорали в толпе.
–
Гирштейн в ужасе поднял вверх руки и что-то закричал по-немецки. Осипенко от страха залезла под операционный стол и разрыдалась.
– Назад! Не смейте его трогать!– бросилась на помощь Гирштейну Звонарева, загораживая собой врача.
– Бей ее, коли она за немца!– кинулся было к Звонаревой один из солдат.
– Куда прешь, осади назад!– вступился пожилой солдат.– Мы свою докторшу в обиду не дадим! Кто ее только тронет, всех перестреляем на месте!
Солдаты постепенно успокоились.
Узнав о причине бунта, Гирштейн все еще дрожащим от страха голосом поблагодарил Звонареву за свое спасение и затем рассказал:
– Фон Валь считает, что необходимо умерщвлять русских раненых, если они попадут к нам в руки.
– Почему же сразу не сообщили мне об этом?
– Боялся мести. Конечно, это есть малодушие с моей стороны, оправдывался Гирштейн.
– Придется немного погодя вас обоих отправить с пункта. Иначе трудно ручаться за вашу безопасность.
Желая избежать самосуда, Варя отстранила фон Валя от работы и приставила к нему солдата из легкораненых.
– Стереги немца, чтобы не сбежал!– приказала она солдату.
24
После этого Звонарева занялась перевязками. Теперь ей ассистировал Гирштейн.
Около четырех часов дня Хоменко возобновил наступление. Его полку предстояло атаковать сильно укрепленную деревню Пальча. Борейко по его приказу сосредоточил на ней огонь своих батарей.
С наблюдательного пункта было видно, как сметались целые хаты, рушились каменные здания, горели сараи.
– Через час от деревни останется одно воспоминание, тогда мы и пойдем вперед, - проговорил полковник.– А сейчас ударьте, сынку, шрапнелью.
Борейко отдал нужные распоряжения.
Через минуту все три легкие батареи, включая и трофейную батарею Крутикова, начала осыпать немецкие цепи свинцовым дождем.
Надежды Хоменко на то, что через час можно будет захватить Пальчу, не оправдались. Едва русские цепи поднялись в атаку, как были встречены ураганным огнем немецких батарей. Стало очевидно, что германцы успели подтянуть резервы к этому участку. Решено было отложить операцию до рассвета следующего дня.
С наступлением сумерек артиллерийская стрельба почти прекратилась. В тылу началась обычная ночная жизнь: подвозились снаряды, продовольствие, эвакуировались тяжелораненые.
В деревне Ставки, теперь прочно занятой Кузнецким полком, в одной из немногих уцелевших халуп расположился штаб Хоменко.
Рядом разместилась рация Борейко. Сюда вечером подошла Варя.
– Надеюсь, теперь мне можно занять под перевязочный пункт хату, что я еще вчера облюбовала?– спросила она у полковника.