Семья
Шрифт:
Санкити ушел в свою комнату, сказав, что у него кружится голова. Следом поднялся Касукэ, пошел принимать ванну. В гостиной остались Тацуо и о-Танэ. Сёта еще не возвращался из города.
— Ты заметил, что Сёта с Санкити дружит, — сказала о-Танэ, взглянув на мужа. — Делится с ним всем.
— Да, это верно. Что ж, они и по годам подходят друг другу.
— Не знаю, как на твой взгляд, но мне кажется, Санкити хорошо влияет на Сёта.
— Пожалуй.
О-Танэ подошла к лампе и, откинув рукав, обнажила почти до плеча худую, бледную руку, покрытую красными пятнами.
— Знаешь, как чешется. Погляди!
— Ну, нельзя так сильно нервничать.
— Нервничать! Я просто умираю
Тацуо радовался приезду Санкити. У него не было родных, и к братьям жены он относился, как к своим собственным. С приездом Санкити в доме появился человек, с которым обо всем можно было поговорить. Но чем больше они говорили, тем сильнее тревожился Тацуо за судьбу сына.
Тацуо вспоминал свою молодость. Он уже давно не возвращался мыслями к прошлому. И вот теперь, думая о сыне, он вспоминал себя. Отец умер, когда Тацуо был еще совсем молод. Дела вели три приказчика, такие, как Ка-сукэ. Их тогда называли рецептарами. Дом благодаря их стараниям процветал. Сам Тацуо не вмешивался ни во что. Обуреваемый честолюбивыми мечтами, он покинул родные места и поселился в Токио. И все-таки жизнь заставила его вернуться. Он приехал назад в затерянный в горах городишко с молодой женой и постаревшей матерью. Но сколько он пережил, прежде чем переступил порог отчего дома! Испытал он и большую любовь, и горечь разочарования. Прошел сквозь все соблазны большого города. И понял, что нет ничего на свете прочнее дела, созданного стараниями отцов и дедов. Дом предков был надежным убежищем от житейских бурь и невзгод. Получив от управляющего ключи, Тацуо принялся хозяйничать. А хозяином он оказался дельным, способным. И тогда-то впервые почувствовал он благоговейный трепет перед мудростью предков. «Сёта напоминает мне мою молодость, — думал Тацуо. — Но он еще более безрассуден. И это его безрассудство может стоить нам слишком дорого». Мысль о том, что сын совсем вышел из повиновения, не давала ему покоя. Расстроенный, он в этот вечер ушел к себе раньше обычного.
Когда весь дом заснул, о-Танэ с фонарем в руке тихонько вошла в комнату гостей. Санкити и Наоки крепко спали. Постель Сёта была пустой. О-Танэ вышла во двор, приблизилась к воротам, но запирать их не стала. Оставила незапертой и входную дверь, Ведь любимого сына еще не было дома.
2
И в этом городке, раскинувшемся в зеленой долине, которую со всех сторон обступали поросшие густыми лесами горы, выпадали дни, когда лето давало о себе знать.
Целые дни проводил Санкити за письменным столом, воссоздавая на бумаге свои замыслы. О-Танэ делала все, чтобы разнообразить жизнь брата, погруженного в работу. Освободившись от домашних дел, она показывала ему старинную керамику, покрытые лаком безделушки и другие интересные вещицы, которые передавались в семье от поколения к поколению.
Как-то, взяв большой,ключ, она повела Санкити к амбару. Загремел замок, медленно отворилась массивная дверь, и о-Танэ ввела брата внутрь. Поднялись на второй этаж. Помещение удивило Санкити своими размерами. Ставни одного окна были открыты, яркие лучи солнца освещали поставленные один на другой ящики с книгами и ветхую домашнюю рухлядь. О-Танэ отворила ставни на других окнах.
— В этом сундуке лежало приданое бабушки, а вот в том — мое, — сказала о-Танэ. Заметив, как загорелись глаза Санкити при виде книг, она вышла, предоставив ему рыться в ящиках.
Санкити стоял перед ящиками, внимательно их разглядывая. Вспомнил он, как однажды летом, когда еще был цел старый дом, он приехал туда и занялся отцовской библиотекой. Книг у отца было гораздо больше,
Санкити стал рыться в ящиках. Тут были труды по военному искусству, книги сутр, неизвестно как попавший сюда Ветхий завет на древнекитайском языке. В большой открытой корзине, стоявшей под окном, Санкити нашел кипу брошенных в беспорядке толстых тетрадей; иероглифы на обложках были выведены рукой Тацуо. Санкити раскрыл первую тетрадь. Это были дневники его зятя.
Записи относились к тому времени, когда семья жила в Токио. Санкити прочитал несколько страниц, и давно забытые картины детства ожили перед ним. В доме сестры часто собирались гости. Пили вино, беседовали. Чаще других заглядывал отец его друга Наоки. Он любил петь, его любимой песней была «Наканори из Кисо». Тацуо подпевал ему. Красивый, чистый и гибкий был тогда у Тацуо голос. Сколько песен было спето друзьями вместе! Тацуо не описывал в подробностях события тех лет, зато его дневник подкупал своей искренностью, от его страниц веяло ароматом прошлого.
В амбаре было тихо.
Сквозь знойное марево полуденной жары трава в саду за окнами казалась опаленной огнем. Облокотившись на подоконник, Санкити думал о том, кто мог разворошить до него эту корзину. Конечно, Сёта. Он, верно, не раз забирался сюда и тетрадь за тетрадью читал отцовский дневник. Ему открывалась далекая жизнь, полная поисков, падений, счастья, невзгод.
Санкити затворил за собой тяжелую дверь и по каменным ступеням спустился вниз. Решетка, оплетенная виноградом, и крышка колодца отбрасывали на плиты двора густую тень. С высокой, увитой плющом каменной ограды, которая тянулась за амбаром, падали прозрачные, чистые капли воды.
В этот затененный уголок о-Сэн принесла таз и стала стирать. О-Хару носила из колодца воду. Служанка на первый взгляд казалась хмурой, неразговорчивой. На молодого приказчика и подмастерьев она смотрела сурово и свысока. Они должны были помнить, что она не простая служанка. Но, оставаясь в обществе своей госпожи, она преображалась. И было нетрудно заметить, что в ее жилах течет горячая кровь.
Перебросившись с о-Сэн двумя-тремя словами, Санкити остановился у колодца. Подошел Сёта. Руки у него были в земле, значит, опять копался в огороде. Увидев о-Хару, он попросил ее полить ему на руки. Щеки у девушки зарделись. Стоящая рядом о-Сэн смотрела на молодых людей безучастным взглядом.
Сёта вымыл руки. Весело переговариваясь, дядя и племянник пошли к дому.
Их обогнала о-Хару с ведром в руке. Проковылял мимо старик крестьянин, почтительно взглянув на молодого хозяина. Его взгляд, казалось, говорил: «Господин, вы не должны поддаваться влечениям молодости. Столько людей зависит от вас. Они надеются, что вы своим умением и прилежанием умножите благосостояние дома, и чада и домочадцы будут счастливы и спокойны за свою судьбу, а среди них и бедный старик, всю жизнь работавший не покладая рук»,
Сёта преисполнялся важности, когда видел, с каким почтением к нему относятся. Вместе с тем он чувствовал раздражение. «Почему я не могу все бросить и уехать, как другие? — думал Сёта. — Все смотрят на меня так, точно ждут от меня чего-то, как будто я каждому чем-то обязан». Ему было тягостно в родном доме, где десятки глаз следили за каждым его шагом.
Дом Хасимото был построен как все деревенские дома. Сквозь заднюю дверь Сёта и Санкити попали в узкий внутренний дворик, оттуда в палисадник перед окнами лавки. Там они встретили дядю Наоки.