Сентябрь – это навсегда (сборник)

Панасенко Леонид Николаевич

Вечером на кухне собрались почти все пассажиры вновь отремонтированного коммунального корабля. Елена Ивановна Козлова жарила картошку с салом и в силу руководящей привычки — она заведовала большим продовольственным магазином — отрывисто бросала:

— Главное, товарищи, терпимость. Уважение желательно, но вовсе не обязательно. Терпимость и соблюдение норм. Да! — она возвысила голос, хотя возражений со стороны соседей не последовало. — Нормы общежития — это закон. Их надо соблюдать. Лидочка, ты еще не закончила?

— Сейчас, тетя Лена.

Девятнадцатилетняя

Лидочка, как стало всем только что известно, состояла с Еленой Ивановной в близком родстве. Уже два года девушка работала на швейной фабрике, успела отличиться как общественница и поэтому была выдвинута в комитет комсомола, где возглавила культсектор. Если добавить сюда достоверные сведения о том, что щеки Лидочки, благодаря золотистому пушку, напоминали два спелейших персика, а карие глаза лучились теплом и задором, то образ родственницы торговой гранд–дамы приобретает определенную законченность, не говоря уже о привлекательности. Кроме того, Лидочка успешно училась на рабфаке и в обывательской среде коммунального дома считалась носителем культуры и наиболее передовых взглядов.

— Готово, — сказала Лидочка и показала присутствующим график уборки мест общего пользования.

— Отлично! — на щеках Елены Ивановны зажегся румянец удовлетворения. — Сейчас ознакомимся, распишемся… так сказать, засвидетельствуем, и нам сразу станет легче жить.

В ходе импровизированного собрания выяснилось, что в квартире еще проживают инженер Карпинский, многодетная семья каменщика Погребного с двумя родственниками и старушка Маркеловна, которая по причине полной глухоты ничего вразумительного сообщить о себе не смогла. Варанов присутствовал на собрании «фигурально», как уважительно сказала Елена Ивановна, имея, наверное, в виду и внушительность медной таблички, и проволочный скелет волка на столе. Сам же Георгий Петрович, намаявшись с вещами, крепко спал.

Новый сосед объявился в конце января, поздним вечером. Он вошел на кухню с черного хода. Точнее, даже не вошел, а влетел. Георгий Петрович, который как раз направлялся в свою комнату с чучелом совы, задержался и с любопытством уставился на молодого человека в черном облегающем костюме и необычной дымчатой куртке. Парень был коротко пострижен, голубоглаз и всем своим видом напоминал физкультурника–рекордсмена, только что вернувшегося из-за границы.

Молодой человек обвел кухню непонимающим взором, словно он ошибся дверью и не туда попал. Он даже сделал шаг назад, но Лидочка, зардевшись, подала табурет и укоризненно сказала:

— Нельзя отрываться от коллектива. Мы слышали, что вы часто бываете в командировках, ездите по стране. Расскажите что-нибудь интересное.

Чучело совы в руках Варанова, казалось, тоже смотрело на парня зелеными пуговицами–глазами. Тот заинтересовался птицей, наклонился, разглядывая на оперении тусклые отблески электрического света.

— Очень хорошая копия, — заметил молодой человек. — Перья будто настоящие.

— Георгий Петрович мастер

своего дела, — сказала с оттенком гордости Елена Ивановна. — Все сам, своими руками. Даже выпотрошить птицу никому не доверил.

— Так она… живая? — удивился новый сосед.

— Была–с, молодой человек, — улыбнулся Варанов. — Теперь это научный экспонат.

— Какая дикость! — пробормотал «физкультурник» и растерянно присел на табурет. — Убить живое существо, чтобы сделать из него чучело! Какое варварство!

Георгий Петрович, пораженный неслыханной дерзостью, открыл было рот, но не нашел достойных слов для отповеди наглецу и юркнул в свою комнату.

— Вы странно размышляете, а еще инженер, — с упреком сказала Елена Ивановна. — Есть интересы науки. Наука, как известно, требует жертв…

Молодой человек извиняюще кивнул — так, будто Елена Ивановна сказала несусветную глупость.

— Товарищ Карпинский… — начала Лидочка, чтобы развеять неловкость, возникшую на кухне.

— Я не Карпинский и не инженер, — сказал молодой человек, с любопытством оглядывая убогую обстановку коммунальной кухни. — Меня зовут Алекс, нечто вроде вашего Александра. Я попал не в ту дверь — ваш мир странным образом соприкоснулся с нашим. На площадке моего дома две двери. Значит, там появилась третья, а я ее не заметил…

Елена Ивановна насторожилась.

— Вы не наш жилец? — Она, недоумевая, посмотрела на Лидочку, как бы ища поддержки. — Из другого мира? То есть, из-за границы?

— Нет–нет, тетя! — вскричала радостно Лидочка. — Я все поняла! Я слушала публичную лекцию. Есть целые вселенные, наподобие нашей. Там тоже есть звезды, планеты, люди… Товарищ оттуда! Я правильно вас поняла, Алекс?

— Почти, — улыбнулся юноша. — Наш мир параллельный вашему. Мы живем рядом с вами, по соседству.

— Какое счастье, тетя! У нас такой гость! — Лидочка закружила по кухне, затем остановилась, забросала Алекса вопросами:

— Вы уже победили буржуев и капиталистов, да? Расскажите, Алекс, о вашей революции. Как вы там живете, не нужна ли какая помощь? Чем занимается ваша молодежь?

— Мы свободны и равны, — сказал молодой человек, любуясь румянцем девушки, ее сверкающими глазами и порывистыми движениями. — И мы, так же как и вы, очень заняты. На звездах много работы…

— Товарищ Алекс! — перебила его Лидочка. — Вы обязательно должны выступить на нашей фабрике. У нас еще не все понимают значение производительности труда.

— Мне пора домой. — Сосед встал с табурета, как бы сожалея, развел руками. — Посудите сами, Лидочка: я чужой для вашего мира. Каждому надо заниматься своим делом. Кроме того, я с радостью вижу, что вам вообще не нужны какие-либо подсказки или помощь. Новую жизнь интересно строить своими руками, верно?

— Ой! — опять зарделась девушка. — Вы сейчас сказали точно так, как наш секретарь партийной ячейки.

— Я пойду. — Алекс направился к двери черного хода. — При случае еще к вам загляну.