Сердце бури
Шрифт:
Сидя на своей старой койке, он сверлил хмурым взглядом картину, висевшую на стене напротив. Портрет молодой генерала Органы с шестилетним сыном на руках.
Забавный улыбчивый мальчуган глядит на мать с такой любовью, с таким искренним детским благоговением…
Маленький принц. Кровь Альдераана.
Неужели он и вправду когда-то был этим восторженным мальчишкой? Или старый Пало просто приукрасил, как художники любят это делать? Выдал желаемое за действительное?
Рей подошла к нему, предупредив о своем приближении деликатным покашливанием. Бен повернулся
— Раньше здесь этого не было, — сказал он, кивнув на портрет.
Девушка спокойно встретила вопросительный взгляд его бархатных глаз. Она и не думала отрицать того, что сама приложила тут руку.
— Я бы просто не простила себе, если бы оставила такую красоту и дальше гнить в грузовом отсеке, — робкая улыбка осветила ее лицо. — И раз уж эта каюта стала как бы памятником Бену Соло, мне показалось, что портрет Леи Органы и ее сына будет здесь весьма к месту.
Юноша тяжело вздохнул и вновь принялся изучать собственное детское лицо на холсте.
Рей осторожно коснулась его руки.
— Скучаешь по нему? — спросила она, указав глазами на изображение малыша-Бенни.
Немного подумав, Бен с уверенностью покачал головой.
— Нет. Наверное, его и не существовало никогда…
Этого счастливого и беззаботного ребенка. Этого мальчишки, поцелованного весенним набуанским солнцем.
Мама прислала ему эту картину через год, или, может быть, чуть больше, после того, как отправила его в Академию. Вероятно, с точки зрения сенатора Органы это был некий жест примирения. Символ того, что они даже вдали друг от друга остаются семьей.
Дурацкой истеричной семейкой.
Даже его тогдашних неполных десяти лет хватило, чтобы верно истолковать намек. Материнский подарок вызвал в душе мальчика лишь дикое, до слез, раздражение. Бен забросил картину подальше, даже не помышляя о том, чтобы повесить ее на стену — так, как сейчас. Ведь это означало бы принять ее, мамины, правила игры. Смириться с отчуждением, и всякий раз, глядя на этот портрет, заставлять себя верить, что между ним и родителями все замечательно, просто лучше не бывает…
Нет, он уже тогда ненавидел ложь.
За размышлениями Бен не сразу заметил, что маленькая ручка Рей скользнула к его локтю, а стриженная головка мягко опустилась на широкое его плечо, до которого, если бы юноша по привычке не сгорбил спину, ей было бы не достать.
Стоило Бену повернуться к ней, как девушка встрепенулась, ее щеки самым откровенным образом зарделись. Казалось, она и сама не заметила, как инстинктивно прильнула к нему. К «монстру в маске».
«Точно так же, как тогда… с Дэмероном», — внезапно подумал он с каким-то почти детским ликованием, вспомнив образ, когда-то подмеченный в голове у По: Рей, дремлющая на плече этого выскочки, этот смазливого недотепы…
Несчастное существо. Полуребенок, который одновременно ищет близости с другими людьми и боится ее. Сколько теплоты и доверчивости было в глазах этой девушки! Столь искренние чувства поразили Бена, разом обезоружив его, заставив позабыть прежние упрямство и грубость. На губах Рей отчетливо виднелась легкая улыбка, загадочная
Насчет последнего Бен, впрочем, не был уверен. Однако во взгляде девушки определенно присутствовало что-то отдаленно знакомое. Так Лея Органа смотрела на Хана Соло; даже когда она злилась, ее глаза сверкали.
Смешно. Сейчас он сам себе казался подростком. Нелепым, влюбленным подростком, для которого даже слабое прикосновение, даже простой ласковый взгляд кажутся настоящими подарками судьбы. Но кто не знает ценности этого трепетного, нежного чувства — когда ты осторожно, неуверенно спрашиваешь и получаешь столь же робкий ответ?
О Сила! Этот живой отклик, это боязливое, счастливо-вымученное согласие само по себе стоит гораздо больше, чем любое насилие или полунасилие. Кайло Рен может взять все, что он захочет. Но как знать, возможно, Бену Соло дано снискать удачу, куда большую? Настоящая удача — вовсе не брать самому, а получить то, что желаешь, по доброй воле другой стороны. Странно, что он пришел к пониманию этой незамысловатой истины только сейчас.
Проклятье! Интересно, что хуже — то, что он ощущает себя, словно сопливый юнец, или то, что совсем не удивляется этому?
… Внезапно он почувствовал, как что-то вторглось в ее сознание, разрывая их мимолетную идиллию.
«… ты можешь убить его… »
Обжигающий шепот Тьмы в самых глубоких недрах души. В этот момент Рей была расслаблена, и Бен без труда услыхал его — голос ее страха — как если бы тот звучал вживую.
Юноша разом напрягся. Его сутулые плечи настороженно расправились, руки дрогнули. Нет, то, что он слышал, не могло быть ошибкой или иллюзией. Это — тайна, которую ему необходимо разгадать. Это — вызов, который он обязан принять.
Он мялся всего секунду. А затем, закусив губу, выставил вперед раскрытую ладонь и слегка коснулся высокого лба, усыпанного крохотными прядями неровно подстриженной челки цвета золотистого каштана.
Он потянулся к ней. К ее душе, к ее рассудку. Как тогда, на «Старкиллере». Но в этот раз ему хотелось сделать все легче и осторожнее. Тогда, быть может, она откроется и доверится ему сама.
— Бен, что ты делаешь? — выпалила Рей, машинально подавшись назад. Все оттенки чувств — от испуга до гнева и отвращения — промелькнули на ее лице и в ее голосе, поочередно сменяя друг друга. Должно быть, она решила, что он вновь хочет вторгнуться в ее разум. Так же бесцеремонно, как раньше.
— Рей, это не то, что ты думаешь. Пожалуйста, доверься мне…
Он пытался успокоить ее, но вышло как-то неловко.
Совершенно сбитая с толку его действиями, она вскочила на ноги и принялась с затравленной яростью оглядываться по сторонам, ища удобный путь к отступлению. Ее грудь возмущенно вздымалась. Она трепетала так, словно он вдруг попытался ее изнасиловать. Как будто посмел жестоко предать сокровище ее доверия…
— Пожалуйста, Бен, не надо, — не то молила, не то угрожала она. — Ты ведь обещал мне…