Сердце Единорога. Стихотворения и поэмы
Шрифт:
Лебединую нежность и сердце мое.
О блаженном Рублёве янтарь и финифть,
70 Хризолиты раздумий спрядаются в нить,
Глядь, и милого слезки — глаза Василько
В самоцветную гривну вплелися легко,
И березовый садик щегленком запел,
Что «Тридневен во гробе» — любимых удел.
Из калиновой жилы повытекла Выга,
Что
Пеклеванным железом указует Коврига
Первопуток в узор, в златошвейню луны.
Там по камчатым взморьям цветет атлабас,
80 Птицы — нитка с иглой — ловят яхонт и лал.
Есть раздумий челны, сновидений баркас,
Что дозорят сердца, как священный Байкал,
У сибирских дорог есть уста и сосцы,
Их целует и пьет забубённый народ...
Оттого ясноглазые Руси певцы
Любят хлебный румянец и липовый мед...
1921 или 1922
439
Будут ватрушки с пригарцем,
Малиновки за окном,
И солнце усыплет кварцем
Бугор с веселым крестом.
Под ним с мощами колода,
Хризопраз — брада и персты...
Дивен образ: Дева-Свобода
Возлагает на крест цветы.
Уж бессмертные трутся краски,
Колыбель укрыла творца.
Веретённые бабьи сказки
На пиру у струн и резца.
Чу! Застольные братские клики!
Гости Лопь, чародейный Сиам,
И в венце из лесной повилики
Входит сказка в лазоревый храм.
Обернулись в тимпаны ватрушки
(Вкусен звук — с творогом поставец),
Мимо вещей олбнецкой кружки
Не прольется столетий конец.
1922
440
Ни песня, ни звон покоса
Услада в нежной тоске...
Щуренком плещется просо
В развалистом котелке.
Мигает луковый уголь —
Зеленый лешачий глаз...
Любовницу ли, супруга ль
Я жду в нестерпимый час?
И кому рассказать, кому бы,
Чтоб память цвела века,
Как жадны львиные губы,
Берестяная щека!
Всё ведают очи Спаса —
Фиалковые моря...
На
Скрипят часов якоря.
Предтеча светлого гостя —
Гремит запечный прибой...
Под виселицей на помосте
Не слаще встреча с тобой.
Поцелуем Перовской Софии
Приветствую жениха...
Вспахала перси России
Пылающая соха.
Бессмертны колосья наши
На ниве, где пала кровь.
Мы пьем из бцетной чаши
Малиновую любовь.
3 июня 1922
441
Н. Архипову
Не ласкай своего Ильюшу
Под рябиновый листопад.
Не закликать зяблика-душу
В сырой обглоданный сад.
И в худых бескровных ладошках,
Что выпил голодный год,
Не стукнет ставней сторожка
На папин милый приход.
Овдовеет диван семейный
Без стихов, без гостя в углу,
И ресницею златовейной
Не разбудит лампадка мглу.
Черный ангел станет у двери
С рогатым тяжким ковшом,
Чтоб того, кто любви не верил,
Напоить смердящим вином,
Чтоб того, кто в ржаных просонках
Не прозрел Господних чудес,
Укачал в кровавых пеленках
С головою ослиной бес:
«Баю-бай, найденыш любимый,
Не за твой ли стыд и кураж
Ворота Четвертого Рима
Затворил белокрылый страж?»
Не ласкай своего Ильюшу
С сукровицей на руках,
Захворала лампа коклюшем
На наших святых вечерах.
И ширяют тени-вороны
Над сраженным богатырем,
Но повиты мои иконы
Повиликой и коноплем.
Как будто гречневым златом
Полны пригоршни гумна,
И почила над полем сжатым
Рябиновая тишина.
Октябрь 1922
442
Люблю поленницу дров,
Рогожу на полу мытом,
<