Сердце Единорога. Стихотворения и поэмы
Шрифт:
В лихой папахе из Кашмира
20 Дозорит лавру человек.
Он улыбается на Смольный —
Отвагой выкованный щит,
И долго с выси колокольной
В ночные улицы глядит.
И траурных касаток стая
Из глуби кабардинских глаз
Всем мертвецам родного края
Несет бахметьевский приказ:
Не
30 Где часовым — косматый страх,
Пока поминки правят совы
На глухариных костяках.
По русским трактам и лядинам
Шумит седой чертополох,
И не измерена кручина
Сибирских каторжных дорог.
У мертвецов одна забава —
Звенеть пургой да ковылем.
Но только солнечная пава
40 Блеснет лазоревым крылом, —
На тиховейное кладбище
Закинет невод угомон,
Буксир сонливый не отыщет
Ночного витязя затон.
Лишь над пучиной городскою,
Дозорным факелом горя,
Лассаль гранитной головою
Кивнет с проспекта Октября.
Кому поклон — рассвету ль мира,
50 Что вечно любит и цветет,
Или папахой из Кашмира
Вождю пригрезился восход?
И за провидящим гранитом
Поэту снится наяву,
Что горным розаном-джигитом
Глядится утренник в Неву.
Апрель 1926
446
Милый друг, из Святогорья
Ни улыбки, ни письма.
На божнице лик Егорья
Застит сумерек косма.
Ты у папы и у мамы —
«На вакациях студент»,
Вечер пушкинский «тот самый»
Облака плетет из лент.
Я с тобой... Махоркой вея
В грудь плакатных парусов,
Комсомольская Рассея
Отошла от берегов.
Как в былом, у печки мама,
Дух пшеничный избяной —
Распахнем же настежь раму
В звон зеленый полевой!
Погляди, как вьются бойко
Трясогузки над прудом,
Хворь мою с больничной койкой
Жданой свахой назовем,
Только
Чудотворные персты...
Солнце жгло, гроза ли мчалась,
Смяв жасминные кусты.
Только я влюблен, как речка,
В просинь, ивы, облака,
Обручальное колечко
Шлю тебе издалека.
Если ж стих пустой игрушкой
Прозвенит душе твоей,
Выпью с горя, где же кружка —
Сердцу будет веселей!
<1926>
447
Не буду петь кооперацию:
Ситец да гвоздей немного,
Когда утро рядит акацию
В серебристый плат, где дорога.
Не кисти Богданова-Вельского —
Полезности рыжей и саженной,
Отдам я напева карельского
Чары и звон налаженный.
И мужал я, и вырос в келий
Под брадою отца Макария,
Но испить Тицианова зелия
Н^дит моя Татария.
Себастьяна, пронзенного стрелами,
Я баюкаю в удах и в памяти,
Упоительно крыльями белыми
Ран касаться, как инейной замята.
Старый лебедь, я знаю многое,
Дрёму лилий и сны Мемфиса,
Но тревожит гнездо улогое
Буквоедная злая крыса,—
Чтоб не пел я о Тициане —
Пляске арф и живых громах.
Как стрела в святом Себастьяне,
Звенит иное в стихах.
Овчинный омут полатей,
В ночи стокрылый петух,
И за лыками дед Кондратий,
Провидец бурь и зас^х.
В удоях кедры-коровы
Рогатей купальских лун,
В избе же клюевословы
Мерят зарю-зипун.
Но в словесных взвивах и срывах,
Себастьянов испив удел,
Из груди не могу я вырвать
Окаянных ноющих стрел!
1926
448—451. Новые песни
I
Ленинград
В излуке Балтийского моря,
Где невские волны шумят,
С косматыми тучами споря,
Стоит богатырь — Ленинград.