Сердце Сапфо
Шрифт:
Я вспомнила женщину, которую встретила как-то в Сиракузах, — она позволила своему мужу отнести их новорожденную дочь на вершину холма и оставить там на волю стихий.
— Как ты могла допустить такое? — спросила я.
— Просто я знала, что без отцовской любви она никогда не расцветет и жизнь ее будет сплошным несчастьем.
— Но он бы со временем полюбил ее. Разве могло быть иначе? Она бы завоевала его сердце. Дочери всегда со временем завоевывают сердца отцов.
И
Потом я вспоминала Исиду — как она спасла жизнь новорожденной Клеиде. Я вспоминала Алкея, который так никогда и не видел свою дочь. И я плакала, плакала, прижимая к себе внука и спрашивая себя: будет л и у меня когда-нибудь внучка, с которой я смогла бы перекроить мое печальное наследство… и этот мир?
Вошла моя дочь — Клеида.
— Мама, каждый раз, когда ты появляешься, Гектор цепляется за тебя и не отпускает. А когда ты уходишь, я несколько дней не могу его успокоить.
— Ты хочешь сказать, чтобы я не приходила?
— Да нет же, мама, просто я хочу, чтобы ты была с ним не такой эмоциональной, а более сдержанной. Я бы не хотела, чтобы ты пробуждала в нем эмоции. Это осложняет мою жизнь. И няньки потом жалуются. Ты его взбудоражишь, а потом уходишь.
— Я постараюсь не будоражить его.
— Ты ничего не можешь с собой поделать — это в твоей натуре. Ты не чувствуешь себя счастливой, если люди вокруг не рыдают и не бесятся. У тебя нет чувства меры. Твоя мать часто предупреждала меня об этом. Твой разум — как штормовой ветер, поднимающий буруны в море. Даже Питтак сказал это о тебе.
— Я постараюсь быть потише, Клеида, — сказала я. — Но я из другого мира.
— Тогда перейди наконец в этот, — сказала Клеида.
— А если я не смогу — что тогда?
Фаон ждал в своей лодке, и я покинула Митилену, направляясь в Эрес, ни о чем таком не думая.
Был вечер. Мы плыли в лунном свете. По морю гуляли маленькие белые буруны, но меня это мало заботило. Я почти желала утонуть, чтобы покончить со всеми моими бедами.
— Кажется, ты печальна, моя госпожа, — сказал Фаон.
— Ни одна моя мечта не сбылась, — сказала я.
— Но подумай о том, что ты дала миру.
— Не имеет смысла жить, когда жизнь приносит тебе столько боли.
— Твои песни делают счастливыми всех, кроме тебя самой, — сказал Фаон.
Я склонила голову.
— Андромеда — мошенница, — добавил Фаон.
Услышав это, я приободрилась.
— Она разгуливает по Митилене в своем жутком сиреневом хитоне с золотой вышивкой
— Они ничего не понимают в песнях. Они хорошо разбираются только в почестях и наградах, — сказала я.
— Это не так, моя госпожа. Народ Лесбоса всегда любил песни. Это в его природе. Мы все — наследники Орфея.
Я вспомнила Орфея в царстве мертвых — с головой подмышкой — и разговор о судьбе поэтов. «Награда поэта — быть разорванным на части. Но и части его продолжают петь!» Пророчество!
— Я думаю, ты слишком надеешься на человеческую мудрость, Фаон. Они не могут отличить прекрасное от уродливого, добро от зла. Они знают только то, на что указывает власть. Если Питтак говорит, что Андромеда — великая поэтесса, значит, она великая поэтесса. Если он говорит, что она истинный гений, то не имеет значения, что она будет петь. Люди склоняются перед властью. Даже в поэзии.
— Но у себя дома они поют твои песни. В головах у них — твои песни. В их сердцах — твои песни.
С этими словами он протянул руку и коснулся моей спины с такой нежностью, что меня всю словно обожгло.
Его прикосновение было как огонь. Всегда будущего любовника можно узнать по прикосновению, даже если он или она прикасается к самому невинному месту на твоем теле. Фаон посмотрел на меня так, словно я была Афродита.
— Ты так прекрасна, — сказал он.
— Вот уж чего нет, того нет, — возразила я.
— Ты прекрасна внутренней красотой, но и она обжигает меня пламенем страсти.
— Помнится, я писала что-то в этом роде. Фаон, не валяй дурака, не флиртуй с женщиной, которая годится тебе в матери.
— Мне кажется, ты моложе меня! — сказал он.
Ах, как гладко он умел говорить!
— Вези меня в Эрес, — ответила я. — Сейчас неподходящее время для любовных игр между седой женщиной и зеленым юнцом.
— А когда подходящее?
— Думаю — никогда, — отрезала я. — Греби быстрее.
Во время нашего подлунного плавания вокруг острова я отказывалась говорить с Фаоном. Я впитывала красоту моря, красоту острова и вспоминала все мои путешествия, всех моих возлюбленных. Меньше всего нужен был мне хорошенький мальчик, который хотел заманить меня в сети грубой лестью. Что с того, что он был врагом моего врага? Может быть, он был честен, когда уничижительно говорил об Андромеде. Может быть, он пытался завоевать мою благосклонность. Какая разница? Он был не Алкей.
Когда мы добрались до Эреса, он помог мне выйти из лодки.