Сердце знает
Шрифт:
— Но он всегда помнил о нуждах людей, которых представлял, — вставила Хелен.
— Ну, конечно, сердце у него было то, что надо, но не голова. В определенном возрасте мозги уже плохо работают, и нельзя требовать от них прежней сообразительности. Либо пользуйся ими, либо откажись от них, так, Большой Брат?
У Риза мозги работали: — А ты уверен, что не будет столкновения интересов, когда узнают, что близкий родственник члена Совета — управляющий казино?
— Столкновение интересов? Это индейский край, брат. Черт, ты знаешь этот край лучше меня, это просто факт нашей биографии, — Картер положил руку на плечо Ризу. Видно
— С которой у старика был какой-то конфликт, — добавил Риз.
— Как я уже говорил, он не разбирался в бизнесе. Он не понимал, сколько нужно денег, чтобы им заниматься. Но ты-то понимаешь, — Картер поднял большой палец, — и изнутри, и снаружи. Пара месяцев. За такое время невозможно даже запачкать руки. К тому же, это связано с твоим наследством.
Риз вздохнул: — Я не знаю, почему он это сделал, Картер.
— Он хотел, чтобы ты вернулся сюда. Так же, как хотел, чтобы я сделал это. Вот и все. Просто, как дважды два. Он и наследство тебе оставил, чтобы заставить тебя вернуться, — засмеялся он. — Черт, вот те ниточки, которыми привязывают.
Риз посмотрел вокруг: — Вот такие?
— Как я уже сказал, лучше ты, чем я, — слишком легко ответил Картер. — Но я, на самом деле, считаю, ты должен некоторое время пожить здесь, брат. Правильно, Хелен? Нам хочется приблизиться к Большому Человеку, — в его ухмылке сквозило что-то нехорошее, недоброе.
— Моя одежда, наверняка, высохла, — заметила Хелен.
— Я принесу, — предложил Риз, бросив внимательный взгляд на босые ноги Хелен, — весь двор усеян острыми камнями.
— Я должен ехать, — сказал Картер, и все пошли к черному ходу. — Я просто хотел, чтобы ты знал — если ты решишься на это назначение, я с тобой.
Стоя на крыльце в узорчатой тени тополя, Хелен наблюдала, как братья перекидывались какими-то словами, в то время как Риз снимал ее одежду с веревки. Эту довольно интимную услугу Риз оказывал совершенно спокойно, как будто он каждый день держал в руках ее нижнее белье. Как будто каждый день занимался стиркой, что не вязалось с его большими руками и их абсолютно мужским видом. Она поймала себя на дурацкой мысли о том, что он смотрелся так мило и по-домашнему, когда прощался с братом, зажав подмышкой ее пересохшую на ветру одежду.
Не поднимаясь на крыльцо, он подал ее Хелен почтительно, как подношение: — Мы что-то упустили из виду?
— Не понимаю.
— Картер ничего не знал о результатах полицейского расследования. Ты ему что-нибудь говорила о своих подозрениях?
— Мои подозрения не имеют под собой никакой почвы. Никакой, кроме… — она пожала плечами, прижимая одежду к груди, пытаясь обмануть себя этими словами — невинный обман. — Я просто друг. Мышка в норке. И не более того.
— Хелен — мышка? Та, которая рычит?
Риз улыбнулся, и его улыбка очаровала Хелен. Его брат и ее маленькая ложь были забыты еще до того, как машина Картера исчезла вдали. Рокот мотора растворился в тишине. И между ними теперь была только улыбка Риза, немного печальная, как всегда. Ее ложь была такой маленькой, что можно было не принимать это всерьез. Ее подозрения, а точнее что-то, что только начинало зарождаться у нее, не касались никого конкретно, поэтому тоже ничего не значили, во всяком случае, в эту минуту.
Он взял ее за руку, сел на
— Твоего отца?
— Ты знаешь, что нужно делать, если кто-нибудь умирает? — Он испытующе посмотрел на нее, как будто ждал, что она, еще до того, как узнает в чем дело, посмеется над его словами.
Хелен покачала головой. Глаза Риза напомнили ей глаза его отца и ее сына. Она не смеялась.
— Нужно накормить духов, — сказал он ей тихо, устремив взгляд на далекие мирные холмы, начинавшиеся сразу за конюшней. — На самом деле нужно разложить для них еду, чтобы они оставили тебя в покое. Даже если никто и не умер, мир духов существует и соприкасается с нашим, но таким образом, что мы не можем ни увидеть их, ни коснуться, ни понять. Во всяком случае, он не мог.
— А ты можешь?
Не глядя на нее, он покачал головой: — Наверное, нет. Какое-то время я совсем не думал о таких вещах. Я был занят… занят этой жизнью, деловой жизнью. Сомнительной хорошей жизнью, которой я тоже не мог ни увидеть, ни коснуться, ни понять. Я знаю только… — Он рассеяно поглаживал руками джинсы, а она думала о том, какой мягкой казалась ткань под его смуглыми руками. — Когда я был мальчишкой, мы часто охотились, отец и я. Если мы подстреливали оленя, он всегда отрезал кусок мяса и оставлял его для ванаги. Нужно кормить духов. Может, это выглядит как простое суеверие, но, на самом деле, это… — он прокручивал эту мысль в голове, роясь в памяти, заново обдумывая. — На самом деле ты проявляешь уважение, признательность, — он посмотрел на нее и удивился, даже обрадовался, заметив ее интерес. — Я сделал это сегодня.
— Подстрелил оленя?
Он покачал головой: — Я накормил духа цыпленком. Сегодня рано утром я ходил на кладбище. Конечно, вместо цыпленка должна была быть васна. Ну, ты знаешь, пемикан [4] . Но у меня его нет, поэтому я взял то, что было. Цыпленок на двоих, замаринованный в горчичном соусе. В общем, тот, которого я приготовил вчера вечером, — его лицо осветилось слабой улыбкой. — Наверное, я настоящий индеец двадцатого века, а? Я накормил духов цыпленком из магазина, а сказал, что у него вкус, как у гремучей змеи.
4
Pemican — кушанье северо-американских индейцев, приготовленное из высушенного мяса оленя или буйвола и вытопленного жира, иногда с добавлением сушеных фруктов, и спрессованное в брикеты.
Хелен тоже улыбнулась.
— Не знаю, почему я тебе все это рассказываю, — сказал он. — Десять лет назад я бы не рассказал об этом никому из твоего мира.
— Это было…
— Точнее тринадцать лет назад. Я знаю, — он опять потянулся за ее рукой.
Она позволила ему взять ее и, на мгновение сжав его руку, легко поднялась со ступеньки, все еще прижимая к груди свою одежду. Дружественное, но прощальное пожатие.
Он засмеялся: — Ты боишься меня, Хелен?
— Конечно, нет, — сказала она слишком быстро и тоже засмеялась. — Даже сейчас, когда я, скажем так, не совсем одета, я чувствую себя в безопасности. Это свойственно женщинам.