Сердце знает
Шрифт:
— Думаю, что он огромный.
Сидни бросил на нее взгляд, собираясь съесть ложку взбитых сливок: — Если он и Картер — братья, как получилось, что у них разные фамилии?
— Их мать умерла почти сразу после рождения Картера, и отец — его звали Рой…
Сидни не первый раз задавал вопросы о фамилиях. Когда в семье нет отца, взрослых, обычно, не интересуют фамилии. Но дети и их друзья — другое депо, и то, что Сидни носил фамилию отца Хелен, выплыло наружу. Он терпеливо объяснял, Хелен не знали под фамилией отца Сидни, потому что она оставила девичью. Кроме того, он умер много лет
Принятие фактов без вопросов становилось скорее исключением, чем правилом. Говорить о смерти отца было можно, хотя и не безболезненно. Ложь, однако, давалась еще тяжелей.
— Это тот, который недавно умер, — добавил Сидни.
— Да, Рой недавно умер. Он попал в автомобильную аварию…
— Это о его похоронах ты мне рассказывала, тогда собралось полно индейцев.
Она кивнула. Он тоже должен был стоять рядом со своим отцом и принимать соболезнования в связи со смертью деда. Но из-за трусости его матери Сидни там не было. Она вздохнула. Как-то не было подходящего случая рассказать ему правду.
— Ну, в общем, Рой не мог сам справиться с ребенком после смерти жены, поэтому он отдал Картера приемным родителям. Картер носит фамилию приемных родителей. Он вернулся к Рою и Ризу, когда был в твоем возрасте, может быть чуть старше.
— Приемные родители плохо относились к нему?
— Нет, они были добры к нему. Но существует закон, федеральный закон …
Закон о защите детей. Справедливый закон, как ответ на многолетние проблемы, когда белые брали на воспитание детей индейцев «для их пользы». Это было частью ужасной истории двух народов, которая, чем больше он узнавал о ней, заставляла мальчика задавать матери все новые вопросы, как-будто она могла на них ответить.
Конечно, она могла ответить, потому что она была его матерью, и потому что могла что-то придумать. Когда-то он верил ее ответам. Но потом он начал понимать, что в ее ответах все выглядит «как-то не так».
Его отец был иностранец? Его усыновили? Он …
Он был ее ребенком. Это все, что люди должны знать. Люди, но не Сидни. И когда он думал о себе, как об американском индейце, и пытался понять, что это значит, все, что она могла ему предложить, — книги по истории. Когда он спрашивал у нее, почему в истории что-то случилось так, а не иначе, почему люди относятся друг к другу так жестоко, это было не потому, что он думал, она обязательно должна это знать. Это было потому, что впервые он осознал, что был американским индейцем, а она нет. Она была белой. И в этом была разница между ними.
И законы для них были тоже разные.
— Тогда приняли поправку к закону, по которой Рой смог взять Картера к себе. Все это очень сложно, но Картер оставил себе фамилию, с которой вырос, и я думаю, он общается с семьей, которая его усыновила, и все закончилось благополучно. — Она через силу улыбнулась: — Я так думаю.
— У меня все в голове перепуталось. Картер не играет в баскетбол. Он говорит, у него на первом месте книги.
Сын зачерпнул полную ложку клубники со взбитыми сливками и отправил в рот, языком пытаясь поймать выпавшую ягоду: — А я люблю и то, и другое, да?
— Да. — А вот у нее по другому. У нее на первом, на втором и на единственном
— Я должна что-то сказать тебе, дорогой, и я… — Она аккуратно положила руки на стол. Отчаяние — ужасное состояние. — Если честно, то мне немного страшно.
— Что ты натворила? — Его ложка замерла в руке. Он смотрел на нее. — Ты же не начала снова играть, мама?
— Нет. — Чего он больше всего боялся — так это того, что мать снова сорвалась. Его мать, которая сейчас сидела с аккуратно сложенными руками, мать, которая так его любила. Она уже поняла, что с ним нужно быть честной в этом вопросе. — Нет, но я, действительно, была возле казино в Дэвуде. Я хотела немного похвастаться. Это были бы не наши деньги, это…
— Было бы ошибкой, да?
— Да. — Она улыбнулась. — Я это знала.
— У нас все хорошо, мама. Кредитные карточки почти все оплачены, да?
— Мне не нужно было говорить, что я была возле казино, — быстро добавила она, — был небольшой соблазн, но я с ним отлично справилась, по-моему.
Она покачала головой. Она помнила то время, когда для нее было почти невозможно говорить об игре. Сейчас она с надеждой ухватилась за эту тему.
— Это не то, что меня сейчас заботит. Мне нужно поговорить о другом. — Она развела руки, потом снова сложила. — Есть веши, о которых я тебе не говорила, хотела рассказать. когда ты подрастешь. Но теперь нельзя молчать.
— О чем ты не говорила?
— Не говорила о нем. О твоем отце. — Она посмотрела сыну в глаза. — Он не умер, Сидни.
— Нет? — Его глаза расширились. Он еще не понимал. — Но ты говорила …
— Я знаю. Я говорила это, потому что боялась тебя потерять… — Этого ему знать не следовало. — Риз Блу Скай. Он — твой отец.
Его застывший взгляд. Никаких эмоций. Все бессмысленно.
— Сидни, я не видела его с тех пор, как ты родился, только по телевизору. Он появился здесь, на похоронах своего отца, и я… и это было в первый раз. Я не видела его больше.
— Мама. — В его темных глазах появилась нежность, его голос стал мягче. — Он хотел на тебе жениться?
Снова в горле застрял комок. Она крепко сжала губы, чтобы они не дрожали. Этот ребенок был слишком хорош для нее.
— Мы никогда об этом не говорили.
— А что… он не хотел детей?
— Он ничего о тебе не знал. — Она увидела морщинку, которая пролегла между его прямых черных бровей. — Он уехал в Миннесоту. И я всегда думала, как будто он ушел на войну, понимаешь?
Сидни медленно покачал головой, не сводя с нее глаз:
— НБА и война — не совсем одно и тоже, мама.
— Я знаю. — Ему не нужны ее объяснения, подумала она. Ему нужны факты. — Когда он уехал, я не знала, что была уже беременна. А когда узнала, я… Я ничего ему не сказала. Я переехала в Денвер, у меня родился ты, и я его больше не видела, до сегодняшнего дня.
— Ты боялась ему рассказать? — осторожно спросил он. — Он злой? Ты не хотела…
— Нет, нет, он — очень хороший. Он — очень хороший человек, Сидни.
Некоторое время он о чем-то думал, как, бывало, он размышлял над домашним заданием, пытаясь найти ответ.