Сердцеед, или Тысяча и одно наслаждение
Шрифт:
– Ну… – выдохнул он.
Стрелком он был метким, и скоро я стала удобной мишенью для его точных прицелов. Я хохотала как сумасшедшая и летала между деревьев, стараясь увернуться от крупных снежков, которые Эрнст лепил быстро и споро так же, как пек оладьи.
Стемнело моментально: еще пару минут назад все было видно, и уже только четкие силуэты занесенных снегом деревьев белели в наступившей темноте.
Снежок попал мне в лоб, и я расхохоталась. Подмораживало, и мои руки уже холодели от снега, и перчатки не спасали от окоченения.
Эрнст быстро подошел ко мне.
– Больно? –
– Ничуть! – я потерла ушибленное место.
И тут он неожиданно поцеловал меня в лоб – наклонившись надо мной черной тучей. Губы были нежными, мягкими. Я смутилась.
– Я хочу есть.
– Голод?
– Еще какой!
– Тогда пошли в ресторан. Самый лучший. Где тут ресторан?
– Не знаю. Наверное, есть.
Мы пошли вперед: перед нами темнело кафе, стилизованное под деревянную избу.
– Пойдем туда, – предложила я.
– Ты уверена, что это «самый лучший ресторан»?
– Уверена. Я голодная. А оттуда идет изумительный запах шашлыков. Чувствуешь?
– Чувствую. Пошли!
Шашлыки и вправду были изумительные. Я скинула куртку и ела сочное мясо, сок стекал по подбородку. Эрнст достал белоснежный платок.
– Возьми!
– Мерси!
Я вытерла подбородок и посмотрела на швейцарца. Его лицо было розово-блестящим, раскрасневшимся от мороза. Очки запотели, он снял и протер их другим концом платка.
– Наелась?
– Еще кофе и вон ту плюшку, – показала я на витрину.
Лениво-сонная официантка, черноволосая, с пышной грудью и родинкой над верхней губой, смотрела на нас без всякого интереса. Народу в кафе было много, но на нас никто не обращал внимания: все были заняты разговорами друг с другом. Гвалт, шум, обычно в таких местах у меня быстро начинала болеть голова, хотелось поскорее выйти на свежий воздух. Но не сегодня. Сегодня мне хотелось пить горячий чай и есть свежую плюшку.
Чай был очень горячим, и я подула на него. Я поймала на себе взгляд Эрнста Кляйнца, но он быстро отвел глаза и сделал вид, что внимательно изучает деревянные стены.
Уходить никуда не хотелось, и я с удивлением подумала, что это ужасно странно, что я сижу и сижу здесь и никуда не хочу идти.
Наконец мы выбрались на воздух; было уже совсем темно. Только между зданий где-то вдалеке мерцали огоньки, да еще фонари отбрасывали теплые магические круги, из которых никуда не хотелось выбираться. Я встала под фонарь и подняла вверх руки, как бы салютуя. И тут он обхватил меня, заграбастал всю в охапку – я не могла даже дышать. От него шел пар, тепло как от печки, к которой хочется привалиться и блаженно мурлыкать. Но я понимала, что нельзя. Я не могу впускать никого в свою жизнь. Это очень опасно и очень больно – влюбляться. Лучше всех держать на безопасном расстоянии.
Я с трудом освободилась от его объятий.
– Эрнст! Мы – друзья.
Его взгляд был грустно-обреченным. Как будто бы внутри погас свет.
– Хорошо. Гуд!
Он отстранился от меня.
– Уже поздно, да? – он как будто бы сам подталкивал меня к этому решению.
– Да. Поздно.
– Не надо меня провожать, – решительно сказал Эрнст. – Я сам. На метро. Поеду к себе в гостиницу. А завтра к твой дом. Заберу «Форд». Думаю, он с утра капризничал и не
– Ты звони мне, – бросила я ему напоследок спасательный круг, сладкую конфетку-пилюлю.
– Да. Обязатель. Позвоню.
Но взгляд был устремлен в сторону.
Он дотронулся до моей руки и быстро одернул свою руку. Как будто бы обжегся.
В машине я смотрела на дорогу и хмурилась. Мне было не по себе. Я въехала во двор – мне хотелось остановиться и закурить. И тут в верхнем зеркальце я увидела, как черный «Ниссан седан» остановился за мной на приличном расстоянии. Он стоял, угловатый, резкий, опасный, отражая мутный свет близстоящего фонаря. Как неровный осколок стекла с острыми краями. Я смяла сигарету и приложила ладонь ко рту. Погасила свет и какое-то время сидела в темноте. Потом дала задний ход, резко развернулась и ринулась навстречу «Ниссану».
Тот как будто бы опешил от моего натиска и с опозданием среагировал на мой маневр. Машина, фырча, развернулась и вырулила на трассу.
– Ну, гад ползучий! Ну, сука! – ругалась я. – Ты от меня не уйдешь теперь.
Я нажала на педаль, и колеса с визгом заскрежатали об асфальт.
Кто бы он ни был, от меня он не уйдет.
Я ехала, прибавляя скорость, стиснув зубы и ни на секунду не выпуская из поля зрения «Ниссан».
Он же словно дразнил меня, то позволял приблизиться, то наоборот отставал от меня. Водитель за рулем сидел хороший, я признавала это. Вот только кровь, ударившая мне в голову, не позволяла просто так отпустить его.
Мы вылетели на загородное шоссе, и здесь я изо всей силы нажала на газ, готовая протаранить своего врага, невидимого за тонированными стеклами. Это он стрелял в меня около Динкиного дома? Он?
Шоссе было почти пустынным. По краям дороги тянулись редкие деревья, между ними высились волнистые сугробы. Внезапно машина съехала к краю обочины и остановилась. Заглох мотор?
Не раздумывая, я выскочила из машины и бросилась к «Ниссану». Мне даже не пришла в голову мысль: не поступаю ли я несколько опрометчиво, кидаясь навстречу опасности? В этой машине могла оказаться целая куча лиц кавказской национальности или братков российского разлива. Я даже не чувствовала страха – в такой я была ярости – жуткой и неконтролируемой. Ну просто бы убила на месте того или тех, кто петлял передо мной по этой длинной ночной дороге.
Примерно в метре от «Ниссана» я застыла на месте. Ноги вдруг стали неожиданно-ватными, и я замерла, сообразив, что я наделала. Вот сейчас из этой машины на пустынной дороге раздастся автоматная очередь, и пули прошьют меня, прежде чем я успею что-то понять или повернуться спиной к своему преследователю.
В ушах звенело, и я облизнула пересохшие губы.
Что мой конец так непростительно близок, не хотелось даже и думать. Ну никак.
Из машины на меня смотрели. Мне казалось, даже сквозь тонированные окна я вижу этот взгляд – колючий и беспощадный, как лазерный луч, который сейчас разрежет меня надвое – молниеносно. Я замерла. Мое сердце бешено стучало о ребра, и ожидание было невыносимо. Но повернуться спиной к машине я не могла: это было еще хуже – знать, что у тебя за спиной стоит эта машина, откуда враг смотрит на тебя.