Сердцеед, или Тысяча и одно наслаждение

Гринева Екатерина

– Хорошо.

– Это все, что тебя интересует?

– Примерно. Я получал о нем информацию.

– От кого?

– Секрет. А теперь давай еще раз и по порядку. Как пропал Михаил Юрьевич?

– Ты даже отчество его знаешь?

Его взгляд ясно приказывал мне заткнуться. И надолго.

– Я все поняла, – устало выдохнула я.

Машина прибавила скорость и теперь неслась по московским улицам. Хотелось все рассказать как есть и попросить у него совета. У такого мудрого и умного. Но я также знала, что делать этого ни в коем случае

нельзя. Он был мне чужой, и я не должна была ни на секунду забывать об этом. Хотя предательница-память услужливо твердила другое – я помнила, как он смеется, что у него на зубе справа – легкая выщербинка и что он во сне часто ворочается и что-то шепчет. Но что – не разобрать.

Я стиснула зубы и рассказала ему об исчезновении Мишки. Но утаила самое главное – собственные поиски и приключения, посыпавшиеся на мою голову: убийство Ермолаевой и посещение клуба свингеров. Поэтому мой рассказ выглядел коротким и бледным. О том, что в меня стреляли, он уже знал.

– Понятно, – протянул он, резко притормозив.

– Ты чего? – испугалась я.

– Сейчас я встречаюсь с человеком и передаю твои ключи от машины. Ты пить хочешь?

– Нет.

– А я вот умираю от жажды.

Машина остановилась около магазина с надписью «24 часа».

Игорь вышел, резко хлопнув дверцей, и я буквально увидела, что передо мной крупными буквами написано слово: «ОПАСНОСТЬ». Этот человек был опасен, и от него нужно было бежать со всех ног, а не рассиживаться в его машине и вести будничные разговоры о пропаже Мишки. Этот человек испортил мне жизнь энное количество лет назад, и я не позволю сделать ему это во второй раз, твердила я про себя как мантру. Значит, мне нужно срочно домой, пусть Динка разбирается со своими делами сама. Без моей помощи. Хватит быть Всехней Богородицей, как называла меня когда-то бабушка в далеком детстве и юности. Это их проблемы – взрослых людей, которые состояли когда-то в браке, а потом разбежались. Я не буду ни во что вмешиваться; вот сейчас он придет, и я выйду из машины. Обязательно.

Легкий стук заставил меня вздрогнуть. В окно постучали крупные мужские пальцы с четко очерченными рельефными костяшками. Я приспустила стекло. Мне сунули бутылку лимонада.

– Держи.

– Я не буду.

– Я не тебе. Подержи.

Я взяла бутылку. Она напоминала далекое детство, когда я очень любила лимонад. «Дюшес» и «Буратино». Но «Буратино» больше. Это было такое знакомое и забытое…

Я зажмурилась, а когда открыла глаза, Игорь уже сидел за рулем и смотрел на меня.

– Ты чего?

– А ты чего?

– Держи свою бутылку.

Он открыл лимонад и отпил из горлышка. Его кадык дергался. Я отвернулась.

– Пей.

– Не хочу.

– Не упрямься.

И тогда он одной рукой запрокинул мою голову, а другой приставил бутылку ко рту. Я послушно открыла рот и сделала глоток. Потом – второй. В горло полилась приятная жидкость с прохладными пузырьками.

Резко дернувшись, я освободилась от его руки, которой он придерживал

мою голову.

– Ты эти свои штучки брось.

– Ты просто дура! Хочешь пить и кочевряжишься.

– Я не хочу.

– Ты нервничаешь, а раньше, когда нервничала, всегда хотела пить – выпивала по целому литру кваса.

– Спасибо за напоминание.

– Не за что! – сердито сказал он, снова прикладываясь к бутылке.

Я сидела и смотрела на этот подрагивающий кадык и чувствовала себя глубоко несчастной. Мне ужасно хотелось, чтобы он еще раз приложил твердую ладонь к моей голове и в груди бы разлился сладкий холод. Кажется, я безнадежная идиотка! Бежать, бежать – стреляло в висках. Куда-нибудь подальше – в свою спасительную квартиру, где можно натянуть на голову одеяло и где в кухонной раковине еще стоят немытые чашки после пиршества с господином Эрнстом Кляйнцем.

Я тряхнула головой.

– Мне надо домой. Мне могут звонить. А я шляюсь черт-те где. Моему молодому человеку это не понравится.

– Я тебя отвезу, – быстро сказал Игорь.

– Ты передал мои ключи?

– Да, – он говорил быстро, отрывисто, я знала, что это его манера, когда он сердится. – Машина уже по дороге к твоему дому. Так что скоро будет там.

Машина резво взяла с места, как застоявшаяся лошадь, и я резко откинулась назад.

– Осторожней! А то я сломаю позвоночник об твое кресло.

Он что-то пробормотал сквозь зубы, но что, я не расслышала.

– Зачем ты приехал в Москву?

– Затем.

Разговор получался дурацким, ерническим и каким-то неправильным. Я закусила губу.

– Я серьезно.

– Я тоже.

– Ты можешь говорить нормально?

– Нет.

Мы ехали в молчании, хотя мне так о многом хотелось его расспросить. Но каким-то шестым чувством я понимала, что разговора не получится, что он выйдет скомканным, как рекламная бумажка перед тем, как ей полететь в мусорное ведро, и поэтому благоразумно молчала.

На меня косились, но ничего не говорили.

– А ты красивая!

– Вот как! – непонятно почему разозлилась я. – Ты только что заметил это? А восемь лет назад не замечал?

Ответом мне было молчание, и я вытянула вперед ноги, упершись ими в дно машины. Мои красивые длинные ноги в белых сапожках. Могу ли я спросить его о том, как у него сложилась жизнь там? И есть ли у него семья? Или мои вопросы будут ужасно неприличными и глупыми, и он сразу поймет, что все эти годы я…

Я закусила губу.

– Можно побыстрее?

– Торопишься домой поскорее попасть?

– Да. Тороплюсь.

– Доставлю с ветерком. В самом лучшем виде.

Остаток дороги я тупо смотрела в окно. Бело-черный пейзаж не прибавлял оптимизма. Более того, так хреново я себя давно не чувствовала. Даже когда узнала, что Вадик сорвал мне Новый год.

– Что-то интересное? – услышала я рядом.

– Где?

– За окном.

– Деревья, дорога, одиночные идиоты-автомобилисты вроде нас. Еще перечислять?