Серебро ночи. Трилогия
Шрифт:
Медиатор не стал отвечать, давая ей время успокоиться.
Нескио вывел Агнесс из дворца, усадил в карету, вскочил на коня и под приветственные возгласы высыпавших за ним придворных и слуг поехал в поместье.
Утомленная Агнесс тотчас задремала. Проснулась она только от звука открывшейся дверцы.
— Я разбудил тебя, милая? Но мы уже дома.
Спросонья Агнесс не поняла, где она. Но нескио протянул руку, и она осторожно, стараясь не наступить на пышный подол платья, вышла из кареты.
Вдоль ведущей в дом дорожки выстроилась вся прислуга нескио, предупрежденная гонцом
Едва молодые зашли внутрь, облаченный в парадный костюм Зяблио насмешливо припомнил мажордому:
— Ну что, дорогой, помнишь мой совет? Не думаю, что новая госпожа примется припоминать нам, кто и как с ней обращался до замужества, но любой, кто в свое время проявил недостаточно почтительности, будет чувствовать себя теперь крайне неуютно.
Мажордом именно так себя и чувствовал. Он не раз в весьма откровенной форме выказывал свое пренебрежение скромной монашке, ухаживающей за раненым нескио. Похоже, пришло время расплаты.
В главной трапезной по приказу нескио был накрыт пышный стол на двоих. Сняв вуаль, Агнесс села на стул с высокой спинкой и обескуражено призналась:
— Я очень мало знаю про обычаи и этикет знати. Меня этому никто не учил. И сама я ничего подобного не читала. Не думала, что понадобится.
— Это не беда. Потому что к знати я теперь не отношусь. — Агнесс с укором посмотрела на него, и он поспешил ее заверить: — Я ничуть об этом не сожалею, моя дорогая. Скорее, даже рад. Я все равно поступил бы также, доведись мне снова выбирать между тобой и титулом. И зови меня, пожалуйста, Рэдд. Это мое имя. Но я так редко его слышал, что даже удивлялся, если кто-то из старых друзей называл меня так. Но теперь я его вспомню. Но скажи, сажа Ферруна помогла не совсем?
— Да, Фелиция мазала ею меня трижды. Но все равно почти все следы удара исчезли. Хотя синяк пришлось немного замазать белилами.
— Так вот почему ты такая белая! Я боялся, что это из-за излишнего волнения.
— И из-за волнения тоже, — неловко призналась она. — Я, конечно, очень вам благодарна, нескио, но…
— Я просто Рэдд, моя дорогая, и на «ты». Не нужно больше никаких титулов и помпезных обращений. У меня их больше нет. Прошу тебя, скажи: Рэдд!
Она обескуражено рассмеялась.
— Рэдд, дорогой мой!
Продолжить она не успела. Он подхватил ее на руки, страстно поцеловал и понес в спальню.
Глава одиннадцатая
Стояла поздняя ночь. Уютно потрескивая, в камине горели дрова, бросая красноватые блики на изукрашенные серебром стены, отчего те казались золотыми. На письменном столе в золотом подсвечнике горела единственная свеча, не рассеивая полумрак, а подчеркивая его. Со двора слышался неясный шум, то ли шум ветра, то ли шорох дождя.
Беллатор вышагивал из угла в угол своего кабинета, думая о чем-то своем, когда его раздумья были нарушены негромким стуком. Он не ответил,
Дверь приотворилась, и вошел Медиатор в широком домашнем одеянии с горящей свечой в руке.
— Ну и напугал же ты меня, отец! — с иронией выговорил Беллатор и аккуратно положил меч на стол. — Я уж думал, кто-то из придворных вздумал проверить, здесь я или нет. Пришлось бы его убивать, чтоб не выдать мое здесь присутствие, что неприятно. Крови было бы слишком много, да и куда потом труп девать?
Нежданный гость поставил подсвечник со свечой на стол и повернулся к сыну.
— Такие крайние меры ни к чему. Хотя я и не знал, что ты столь кровожаден, — ответил в тон ему и добавил уже серьезно: — Мне принесли сегодня крайне странное письмо, потому я и тут. Прочти сам. — И он подал сыну листок бумаги.
Тот аккуратно взял его двумя пальцами и, беря пример с Ферруна, первым делом понюхал.
— Пахнет женскими духами, причем очень стойкими, следовательно, дорогими. — Потом внимательно осмотрел письмо со всех сторон. — Письмо было опечатано личной печатью графа Контрарио. Гербовая бумага его же. Он что, решил тебе послание отправить? — Беллатор вопросительно взглянул на отца. — С чего бы это?
— Ты читай, читай, не отвлекайся! — указал ему Медиатор и удобно устроился в большом кресле, закинув нога на ногу.
Беллатор развернул бумагу, прочел письмо и от души расхохотался.
— Неужели написавший эту писульку верил, что мы такие наивные простаки и тут же пойдем арестовывать сэра Пакката за мнимую измену?! А потом, как доказательство его предательства, предъявим эту писульку на суде? А там сыновья сэра Пакката прочтут это письмо и отомстят графу Контрарио, якобы написавшему этот глупый пасквиль?
— Очевидно, — Медиатор не разделил насмешливости сына. — Сам посуди: печать графа, бумага графа и написано от его лица. Если человечек не обладает глубоким умом, то наверняка уверен в своей глупой затее.
Беллатор прекратил смеяться и заверил отца:
— Это писала женщина, однозначно.
— Ты судишь по степени глупости сделанного?
— Нет, я не столь самоуверен, — тряхнул головой Беллатор. — Я давно убедился, что среди женщин есть особы куда умнее меня, взять хотя бы мою драгоценную тетушку. Нет, я сужу по почерку. Она даже не догадалась его хоть чуть-чуть изменить. Писала изнеженная и капризная дама, имеющая доступ в дом графа Контрарио. — И задумчиво протянул: — Вот только кто это может быть?
— Она к тому же еще и зуб имеет и на сэра Пакката, и на графа Контрарио, раз пытается оклеветать сразу обоих, — подключился к догадкам наместник.
Беллатор подошел к столу, взял лежавший на нем меч и повернул лезвие к огню, заставив серебристый металл переливаться зеленоватыми всполохами.
— Вспомнил! Мне Роуэн как-то говорил, что видел в городском особняке Контрарио Амелию Паккат. Вот и разгадка этой несложной загадки.
Медиатор неодобрительно крякнул.
— Да, эта чертовка на все способна. Я удивляюсь, как сэр Паккат столько лет терпел подобную женушку. Но что нам делать с этим дурацким письмишком?