Серебро ночи. Трилогия
Шрифт:
— Прибрать. Уверен, оно нам еще пригодится. Покажем его сэру Паккату, чтоб знал, на что способна его милая супруга…
— Он прекрасно это знает, Беллатор, — наместник пожал широкими плечами. — Недаром же она была отдана под надзор Фелиции. По сути, заперта в одиночной камере.
— Зато теперь у него появился достойный повод для развода. Думаю, даже наш придирчивый кардинал согласится, что попытка убийства собственного мужа весомый довод для освобождения мужчины от подобной супруги.
— Я бы еще письмо и графу Контрарио показал. Чтоб знал, кого он приютил. — Медиатор
Но Беллатор с ним не согласился.
— А я бы не стал этого делать, отец. Сам знаешь, враг твоего врага — твой друг. Пусть даже и такой сомнительный, как Амелия Паккат. Кто знает, вдруг она нам еще пригодится? И письмо сэру Паккату я бы показал не сразу, а когда придет нужное время.
— От такого «друга» больше вреда, чем пользы, — недовольно возразил ему отец. — Она совершенно непредсказуема. Ведь сумела же она воспользоваться печаткой графа! Я понимаю, бумагу раздобыть не проблема, если ты живешь в доме, но печатку граф с руки никогда не снимает. Так же, как и все мы.
— Воспользовалась, когда он спал? — предположил Беллатор. — Другого пути я не вижу. Но, впрочем, это не наше дело. Мне вот что до крайности интересно: лишит дворянский совет нескио титула или нет? Если лишит, то плохо.
Медиатор молча любовался сполохами горящего в камине огня, сложив кончики пальцев и постукивая их друг о друга. Потом выговорил с тягостным вздохом:
— Должен лишить, на этот счет есть даже королевский указ. Главой дворянства в стране априори становится маркиз Белевотто. Вот тогда нам придется туго. Я даже готов заранее сложить с себя все полномочия и уехать в свое поместье.
Беллатор подошел к каминной решетке из массивного чугуна, поставил ногу на резной завиток и мрачно усмехнулся.
— В этом случае, отец, наместником по праву рождения буду назначен я. Дворянство не станет нарушать королевские указы. Мы и живем более-менее спокойно только потому, что подчиняемся давно исчезнувшим королям. И наша знать это прекрасно понимает. А я наместником буду гораздо более несговорчивым, чем ты. Так что твой уход все равно ничего не решит.
Наместник немного помедлил.
— Ты прав. Но я все равно через год-другой уйду. Мне хочется просто пожить, а не служить, как я делаю всю свою жизнь. Знаешь, на цветочки посмотреть, соловьев послушать. Понять, что это такое — жизнь без спешки и ответственности. Меня наконец-то прельщает та жизнь, которую я никогда не знал.
— Что-то тебя на лирику потянуло, отец. Что это с тобой? — Беллатор подошел вплотную к отцу и заглянул ему в лицо.
Медиатор смущенно развел руками.
— Старею, наверное. Устал. Если бы была жива моя дорогая Оливия, мне было бы легче. А так… Я чувствую себя даже не уставшим, Беллатор, а попросту изможденным, измученным. Присутствие и поддержка любимой женщины чрезвычайно много значит для любого мужчины. Но для правителя, облеченного властью, она жизненно необходима. Потому что власть — это в первую очередь ответственность, а непомерная ответственность может переломить любой, даже самый крепкий хребет.
Он мрачно качнул головой, подтверждая свои слова и ушел
Почтительно проводив его до дверей, Беллатор вернулся к секретеру, открыл очередное донесение и попытался читать. Но в голове неотрывно звучали слова: «Присутствие и поддержка любимой женщины чрезвычайно много значит для любого мужчины». Да, это так. Он готов подтвердить даже не каждое слово, а каждую букву в сказанном. Станет ли для него поддержкой любимая женщина или ему, как отцу, придется нести эту ношу в одиночку?
В дверь раздалось странное поскребывание, и он замер, не понимая, чего ему ждать. Дверь медленно отворилась, и в кабинет вошел Роуэн.
Беллатор стремительно направился к нему.
— Здравствуй, дружище! Что случилось? Тетя сообщила мне, что ты якобы заперт в застенках кардинала. Что он задумал?
Роуэн хмуро ответил на приветствие и без приглашения устроился в том же кресле, что до него сидел Медиатор.
— Я для этого и здесь, чтоб об этом сказать. — И тут же с негодованием выпалил: — Не любитель я тайных ходов, да еще в подземелье. Мне пришлось пробираться к тебе по тому крысиному лазу, что ты показал мне в прошлый раз. До сих пор противно. Как только по ним ходит Феррун?
Беллатор сочувствующе потрепал его по плечу.
— Думаю, ты с таким риском пробрался ко мне посреди ночи не для того, чтобы лишний раз вспомнить нашего крысолова?
— Меня прислал сюда кардинал, — Роуэн нахмурился и нехотя выговорил: — Он велел передать Медиатору, что на ближайшем совете дворянства он представит меня как Ромуальда.
Беллатор поразился.
— И ты не против?
Роуэн угнетенно вздохнул.
— От моего желания или нежелания ничего не зависит. Кардинал уверен, что я тот самый ублюдок герцога, которому завещан титул. Но я поставил условие: я буду герцогом до появления настоящего наследника.
Беллатор немного помолчал, осмысливая услышанное.
— И кардинал согласился?
— Да.
— Тогда он уверен, что этот наследник не появится. Что вероятнее всего. Что ж, я рад не только за тебя, но и за себя тоже.
— Тебе будет легче. Но вот будет ли легче мне? — задумчиво проговорил Роуэн, глядя на всполохи огня так, как до этого глядел Медиатор.
Беллатор понимал и его тоску, и его сомнения. Но утешить его ему было нечем. Одно он знал твердо — Роуэну не место в женском монастыре. Да и в мужском тоже. Но сказал он другое:
— Титул и состояние всегда большая ответственность, дружище. Мне жаль, что тебе придется туго, особенно поначалу, ведь наследников, как правило, готовят к этому с детства. Хотя быть главой дворянства паршивая штука, сразу скажу. Уж очень наше дворянство разобщено. Каждый хочет быть первым и топчет при этом всех, кто ему мешает. Но уверен, ты быстро со всем справишься.
— А вот у меня твоей уверенности нет. — Роуэн протянул руку к камину, будто намереваясь схватить один из лепестков жгучего, но так манящего огня, но тут же безвольно ее уронил. — Если учесть, что я читать и писать научился только в монастыре, да и то благодаря матери-настоятельнице, то что же говорить об остальном?